Ана Ананас и её криминальное прошлое

Я чувствовала, дело – дрянь. Воспитательница Ярвинен стала прибегать к обычной в таких делах логике. А раз при разговоре с мамой вступает в ход логика, то значит всё, гиблое дело, мама обязательно победит. Воспитательнице надо было хитрить как мама, а не занудствовать как Берта Штерн! От перевочика тоже ничего хорошего ждать не приходилось. Этот адвокат, этот Фрайданк, похожий на копчёную рыбу в очках, перевирал слова воспитательницы Ярвинен нещадно. В его переводе воспитательница, представала садистом с превышенными полномочиями. А мама наоборот, спасителем бедных детей и всего человечества. Пока они вели переговоры, Королёк обнимал маму всё развязнее и развязнее. Динг, к его собачей чести, ничего не делал – только глазами вращал и откашливался. Я потянула запястья – в них всё еще чувствовалась полная свобода. Может быть ею воспользоваться, пока не поздно? Но я не была уверена, что воспитательница Ярвинен на моей стороне.

– Куда их тогда всех девать, если не заниматься? – растерянно спросила воспитательница Ярвинен, окидывая взглядом сложных подростков, уткнувшихся в телефоны с пикающими мелодиями.

Она перевела взгляд на своих коллег. Это были грустные измождённые люди, с нервными телодвижениями и дёргаными желваками под глазами. На фоне них дети казались цветущими нахальными инфузориями. Тут голос воспитательницы дрогнул. Мне показалось, что она уже не была столь уверена в своих методах, как раньше.

– Предоставьте их полиции. Отправьте в колонию для малолетних преступников – спокойно глядя ей в глаза чеканила мама. – Что угодно. Главное, не трогайте мою дочь.

У неё ещё есть потенциал стать полноценным ребёнком. Понимаете?

– Понимаю, – задумчиво сказала воспитательница Ярвинен.

Она принялась нервно мигать.

– Да, у меня очень сложные дети. – продолжала она, подмигивая всем вокруг, будто ей в глаз залетел комар с нервным тиком. – Поэтому, даже если эти сложные дети возьмут сейчас в заложники самолёт, им ничего за это не будет. Конкурс имени Драгомощенко уже пострадал однажды. Про нас уже знают везде. Система международных штрафов за хулиганство на нашу школу давно не действует.

Ярвинен сделала движение рукой, будто бы отпускала в воздух воздушный шарик.

– Итак, аз воздам. Пусть дети идут против взрослых, – твёрдо сказала она.

– Наконец то, – выдохнула Яна Эк и пихнула меня, призывая к решительным действиям.

Поначалу, я побоялась, что неправильно её поняла. Шведский, всё-таки, не настолько похож на немецкий, чтобы сразу всё понимать. А уж если читать по губам, то тут и вовсе не всегда получается… Короче, я бы ещё долго тупила, но Яна уже наподдала Дингу под задницу сапогом с набойкой. Он взвыл и вцепился зубами в запястье своего хозяина – Королька.

12

– Круши всё что попадётся под руку, – проник мне в голову голос Яны Эк. Теперь она превратилась в летучую мышь (к счастью для всех, лишь в моём воображении).

– Битва! Кровопролитие! Усохни моя душенька! Вперёд!

С дьявольским посвистом Яна схватилась за занавеску и принялась душить коллегу воспитательницы Ярвинен. Та к такому обращению, видать, давно привыкла. Она лениво провела Яне бросок через бедро и тут же была атакована девочкой Ильвагебю, которая выглядела как самая настоящая взбесившаяся скандинавская троллиха. На фоне случившегося побоища, декоративная мама, адвокат и Королёк явно проигрывали.

– Заткнитесь! – пыталась успокоить их криками декоративная мама. – Дайте нам договорить, маленькие идиотские черти.

Но предбанник в аэропорту весь шумел, как растревоженный улей и голоса мамы не услышал никто. Один ребенок, ростом с баскетболиста, вцепился маме в короткую причёску и примял её до самых ушей. Мама, грозя кулаками, спряталась далеко в угол и выставила впереди себя стул. Королёк, умело отражая удары портфелем, отступал в сторону туалета. На адвокате висело несколько самых отъявленных, злодейских детей.

Двое из них вцепились в уши, расягивая их, как будто адвокат Фрайданк собирался стать жителем острова Пасхи

– Боюсь я уже не в силах что либо сделать, – притворно крикнула воспитательница Ярвинен, отправляя ко мне толчком тележку с бутербродами.

Там ещё были пакетики с лакрицей, но я вам уже говорила – на лакричные конфеты меня не возьмёшь. Мой поезд с лакрицей уже уехал. Зато в бутерброды с рыбой я вцепилась так, будто неделю не давали есть. Бутеры были на редкость свежие. Масло с них просто стекало, а копчёности, наваленые поверх, напоминали соплю, только что вытащенную из ноздри заболевшего. Было одно удовольствие сгрести все эти истекающие соплями бутерброды со стола и запихать их за шиворот проходящему мимо сотруднику таможни. Сотрудник от такого обращения едва не выскочил из собственных штанов.

Но всё-же он сдержал удар – сделал захват и стал орать в рацию какие-то цифры.

За стеклянной дверью зашумело подкрепление.

– Извините, – кричала Яна, распределяя последние бутерброды бросками между сотрудниками аэропорта. – Простите! Пожалуйста!