– Я надеюсь, что у вас есть подходящее объяснение этому всему, – сказал полицейский Ходжа Тупик, вытирая пот недоумения со складок лба. Белая рубашка его стала такой чёрной, будто прошла через ксерокс.
– Единственное объяснение наше в том, что посадка на наш самолёт назначена через пятнадцать минут. А нам ещё сдавать коляску в грузовое отделение, – объяснил Королёк.
На этот раз полицейский понимающе кивнул. Королёк начал пинать меня в сторону паспортного контроля. Адвокат неторопливо вынул из папки все полагающиеся бумаги. Там было чёрным по белому написано, что Анна Романова является дочерью Ренаты Романовой, а удочерение или задержка несовершеннолетней Анны Романовой на территории стран Шенгенского соглашения не предусмотрены. Затем он наступил на педаль кресла ногой, будто это была педаль мусорного ведра. Моя челюсть непроизвольно задергалась. Я проблеяла «Мама». Голос мой был как у антикварной пружинной куклы с заржавевшим моторчиком.
Все посмотрели в мою сторону с сочувствием, а полицейский Ходжа Тупик страшно засмущался.
– Ну, хорошо, а что за документы у вас? – повернулся он к Берте Штерн, – какие могут быть доказательства того, что ребёнок ваш… ну, в смысле приёмный.
– Никаких доказательств, – грустно сказала Берта Штерн, воспользовавшись своей прямой как тоннель под Северной Эльбой логикой – Мы с её отцом поженимся только через неделю…
Берта Штерн стояла, как корова на пастбище, как… словом как кто угодно, только не человек, который собирается со мной жить до совершеннолетия.
– Помнишь, я тебе говорила, про соответствующие выводы? – засмеялась мне на ухо декоративная мама. – Так вот, я их сделала. Нормальных людей у них нет.
Она вздохнула и заговорила уже никого не стесняясь.
– Ну и город, так твою мать, ну и Гамбург, извиняюсь за выражение. Толпа придурков и ничего больше.
На Берту я уже не смотрела. Она сдалась с первой попытки. Не удивлюсь, если она уже сомневалась, приёмная ли её я её дочь или нет. Такие уж наивные люди у нас на Репербане живут. И новая декоративная мама была совершенно права. Толпа придурков весь этот Гамбург и ничего хорошего он не стоит!
– Я не понял, – сказал бородатый тип на паспортном контроле. Он посмотрел мой паспорт на просвет. – Ничего не понимаю. Странно… Весьма и весьма.
Он отложил в сторону мой паспорт. Потом осмотрел на свету карточку Динга – Динг оказался несовершеннолетним. Остальные интереса у бородатого не вызвали. Меня поднимали на уровень глаз бородатого прямо в коляске. А когда опустили, я по-прежнему не понимала, кто здесь где. Видела только полосатые штаны адвоката. А ещё пуп Королька, румяную юбку мамы и глаза Динга, сверкающие как в фильмах про психов.
Кроме того, было видно, как к столу подошла женщина и защёлкала кнопками. Она что-то объяснила бородатому проверяльщику паспортов, журча, при этом, словно ручей. Язык её был не русский и не немецкий. От этого журчащего голоса декоративная мама страшно напряглась. А Королёк сделал вид, что натягивает поводок Динга.
– Да вы не волнуйтесь так. В общем-то, это дело не наше, – сказал бородач. – Факт пересечения границы на нашей территории не предусмотрен. Самолёт задерживается. Будет пересадка на промежуточный рейс. В Хельсинки. Туда-то я, пожалуй, пошлю паспортный запрос.
Мама выразительно взглянула на адвоката.
– Что это значит? Хельсинки? Тут все обезумели?
– Да нет, Хельсинки это вообще-то неплохо, – зачастил адвокат. – Не волнуйся, дорогая. В Хельсинки всем на все плевать. Посидим часа полтора в аэропорт, а потом вылетим в Пулково.
– Ладно, государственный человек, – вздохнула мама. – Мы не опаздываем?
10
Как только взлетел самолёт, мигом снялось всё накопившееся напряжение. Не знаю, было ли тому причиной присутствие Динга, который свернулся калачом на соседнем сидении, а может быть ещё что, но мне совершенно расхотелось сопротивляться.
Может, потому что я уже была не в коляске? Да, мама её в багаж не сдала. Коляска для инвалидов только мешала бы нам в самолёте. И она затолкала её перед посадкой в туалет, накрыв швабрами с вёдрами. Без этого гроба на колёсиках сразу стало комфортнее. Я бросила взгляд на маму с благодарностью. Смотрела как на выполнешего операцию спецагента. Я даже гордилась ей, такой красивой и самоуверенной. Но главное, я ужасно злилась на Берту Штерн, ведь она вела себя как законченная идиотка. Таким идиоткам как Берта вообще нельзя доверять детей. Уж лучше я буду брать пример с моей новой, пусть и декоративной мамы!
Непринуждённо раскиснув в самом обычном, неинвалидном кресле самолётной кабины, я заснула. Во сне ко мне прилетела стая вампиров под предводительством Яны Эк. Понятное дело, ведь события были из ряда вон выходящие.
– Яна Эк, – спросила я, – Господин викинг, что прикажете мне теперь делать?
Вампиры посовещались. Миниатюрный летучий мышь, у которого по традиции моих ночных кошмаров, проступило лицо Яны Эк выдался вперёд и недовольно сказал:
– Да скоро уже, терпи дура!