Анафем

У Ларо было сломано бедро, голова в нескольких местах кровоточила. Кроме того, он долго пролежал под снегом и сейчас был в полубессознательном состоянии.

На одной его ноге болтался снегоступ. Я сделал из трубки лубок, затем раздул и расплющил на снегу сферу.

Сфера представляет собой пористую мембрану. Каждая пора — маленький насос, способный закачивать и откачивать воздух. Коэффициент эластичности сферы можно менять. Если сделать сферу жёсткой и накачать воздухом, она превращается в твёрдый шарик. Сейчас я, напротив, сделал её растяжимой и убрал почти весь воздух, потом разложил стлу и втянул на неё сдутую сферу. Дальше я окликнул Бражжа и мы вдвоём закатили на сферу Ларо. Тот вскрикивал, звал мать и своё божество. Мне это показалось обнадёживающим: по крайней мере он выглядел более живым. Я закутал его краями стлы, оставив снаружи голову, и перетянул всё хордой. Наконец я немножко раздул сферу, приказав стле не растягиваться. Теперь Ларо лежал, как в коконе. Вся конструкция получилась фута два-три в диаметре и довольно сносно скользила, потому что я сделал стлу гладкой и ровной. Вверх по склону я бы её не втащил, но, по счастью, нам предстоял спуск.

Я тянул Ларо, а Бражж — салазки. Мы связались той верёвкой, которая прежде соединяла меня с Ларо. Бражж по-прежнему шёл впереди, прощупывая снег.

Я старался не думать о том, что Даг на дне трещины, возможно, ещё жив.

Потом я стал гнать от себя мысль о том, скольких ещё нелегальных мигрантов найдут, если снег когда-нибудь стает.

Очень скоро мне пришлось гнать мысль, не в их ли числе Ороло.

Наконец я сосредоточился на том, чтобы самому не оказаться в их числе. Я внимательно смотрел на следы Бражжа. Если Бражж провалится в трещину, я попытаюсь его спасти — из-за того он меня и взял. Если упаду я, мы с Ларо обречены. Поэтому я старался идти за Бражжем след в след.

Через несколько часов я перестал соображать, что происходит: все мои силы уходили на то, чтобы переставлять ноги. Невозможно описать эту пустоту, эти моральные и физические муки. Иногда в голове слегка прояснялось, и я напоминал себе, что в Третье разорение и другие подобные времена люди переживали много худшее.

В полузабытьи я не заметил, когда ушёл Бражж. К действительности меня вернул голос Ларо, который кричал и боролся со сферой, пытаясь из неё выбраться. Я сказал Бражжу, что надо остановиться, и, не услышав ответа, посмотрел вперёд. Связывавшая нас верёвка была перерезана ножом. И немудрено: мы спустились в долину; до порта оставались мили две. Снег здесь был чёрный и накатанный после гусениц и колёс армейской колонны. Трещин можно было больше не опасаться, и Бражж ушёл. Больше я его не видел.

Ларо бился изо всех сил — возможно, уже довольно долго. Я подумал, что так он себя изувечит, поэтому раздул сферу посильнее, чтобы он не мог двигаться, встал рядом на колени, заглянул ему в глаза и стал уговаривать. Это оказалось чудовищно трудно. Тулия успокоила бы его без всякий усилий — по крайней мере, так казалось бы со стороны. Юл бы просто наорал на Ларо и задавил его силой своей личности. Я не умел ни того, ни другого.

Ларо хотел знать, что с Дагом. Я ответил, что Даг погиб. Это отнюдь не успокоило Ларо, но врать ему я не мог и сейчас был не в состоянии выдумать лучший план.

Холодный недвижный воздух прорезало рычание двигателей. К нам приближались несколько армейских кузовилей — их зачем-то отрядили в порт.

К тому времени, как они подъехали на расстояние окрика, Ларо совладал с собой — если безудержные рыдания можно определить этими словами. Я сдул сферу, развязал хорду, стащил Ларо на снег и распихал своё имущество по карманам.

Ребята в армейских машинах оказались настоящие профи. Они тут же выскочили на снег, подобрали нас и отвезли в город. Вопросов они не задавали — во всяком случае таких, которые я бы запомнил. Я был настроен отнюдь не юмористически, тем не менее нашёл это смешным. При своём упрощенном взгляде на секулюм я думал, что раз военные так похожи на полицейских — ходят в форме и вооружённые, — они поведут себя как полицейские. Как выяснилось, им было глубоко плевать на защиту правопорядка, и после десятисекундного раздумья я понял, что это вполне естественно. Ларо они отвезли в благотворительную больницу келкской скинии — религии, широко распространённой в этих краях. Меня высадили на пристани. Я довольно прилично поел в столовой и тут же заснул, уронив голову на руки. Через какое-то время меня разбудили и выставили на улицу. Я стоял, чувствуя себя истончившимся, прозрачным, словно бледный арктический свет пробивает меня насквозь и может оставить на сердце солнечные ожоги. Однако я мог идти, и у меня были деньги — санщик так и не забрал вторую половину условленной суммы. Я купил билет на ближайший рейс до Махща, поднялся на борт, как только меня впустили, повалился на койку в каюте и заснул всё в том же ненавистном термокостюме.