Анафем

– Меньше, чем ты. Что Ороло делал в Орифене?

– Занимался линией расследования, которую я плохо понимаю.

– В соответствии с поликосмической интерпретацией?

– Да.

– Расскажи.

– Боюсь об этом говорить.

– Почему?

– Потому что боюсь всё переврать.

Джезри не ответил. У меня было такое чувство, что он через пластик с подозрением меня разглядывает.

На самом деле я не хотел говорить по другой причине: я боялся, что тема выведет прямиком на инкантеров. А нас почти наверняка прослушивали.

– Другой раз, – сказал я. – Когда буду лучше соображать. Может, на прогулке. Как в Эдхаре, когда мы вели теорические диалоги в винограднике Ороло.

Виноградник Ороло, расположенный на южном склоне, не просматривался из окон инспектората, так что мы ходили туда, если собирались покуролесить. Джезри понял намёк и кивнул.

– Как Ала? – спросил я.

– Отлично. Не знаю, когда ты её увидишь, потому что после воко мы с ней вступили в отношения.

Уши у меня вспыхнули огнём, из позвоночника вылезли зазубренные шипы. По крайней мере, так мне казалось. Однако, взглянув в зеркало, я понял, что выгляжу как обычно, разве что чуть более глупо. Некая более высокоразвитая, современная часть мозга – то есть возникшая позже, чем пять миллионов лет назад, – подсказывала, что разговор надо поддержать.

– Хм. Спасибо, что сказал. И что теперь?

– Зная Алу, думаю, что она примет какое-то решение. А до тех пор ни я, ни ты её не увидим.

Я ничего не ответил.

– И вообще, она очень занята, – продолжал Джезри. Видно было, что разговор его утомил, что он хочет одного – поскорее отделаться. Однако даже Джезри понимал, что нельзя так оглоушить человека и уйти, поэтому принялся рассказывать про структуру конвокса. Я почти не слушал.

Так вот почему он так скоро меня навестил! Чтобы сообщить новость, пока нас разделяет металлическая сетка. Сообразительный!

Потому что (размышлял я после его ухода) Джезри меня знает. Он понял, что я всё обдумаю и стану держать себя в руках. Если разобраться, почему им было не вступить в отношения? Я и сам, после того как Алу призвали на воко, считал себя свободным.

Не то чтобы эти мысли меня сильно утешили!

Я съел ломоть хлеба. В вагончик вошли трое инаков, все в костюмах-аэростатах. Двое отсосали из меня очередную порцию крови. После того как кровососы ушли, третий – вернее, третья – отвинтила от костюма голову и бросила на пол, потом запустила пятерню себе в волосы и пощупала кожу.

– Жарко тут, – объяснила она, поймав мой взгляд. – Суура Мароа. Центенарий. Пятые булкианцы. Я из крохотного матика, о котором ты не слыхал. Не угостишь ли меня хлебом?

– Заразиться не боишься?

Она взглянула на свой шлем, потом снова на меня.

Суура Мароа показалась мне очень хорошенькой, но она была лет на пятнадцать меня старше, да и вообще я в ту минуту не слишком себе доверял: может, меня потянуло бы к любой женщине, которая не видит во мне разносчика инопланетной заразы! Я вручил ей кусок хлеба.

– Ну и место! – заметила она, оглядываясь. – Так эксы живут?

– По большей части да.

– Скоро тебя отсюда выпустят. – Суура Мароа глубоко вдохнула через нос. (По выражению лица было видно, что она анализирует запахи.) Потом раздражённо мотнула головой и пробормотала: – Слишком много синтетических материалов.

– О чём ты? – спросил я. – Чем занимаются Пятые булкианцы? Прости, мне следовало бы знать.

– Спасибо. – Забирая хлеб, она случайно коснулась моей руки. Откусила от ломтя и принялась жевать, глядя в пространство.

Последователи булкианского канона начали дробиться и ссориться сразу после Реконструкции. Было множество свар из-за того, кто вправе именоваться булкианцами, реформированными булкианцами, новыми булкианцами и так далее. Со временем сговорились на нумерации. Сейчас число булкианских орденов перевалило за двадцать, так что пятый был вполне древним.

– Не думаю, что в данном случае важна разница между пятыми, четвёртыми и шестыми, – сказала наконец Мароа и повернулась ко мне. – Я просто хочу знать, как они пахли.

– Серьёзно?

– Да. Если бы тебе дали подержать большой старый парашют с арбского военного склада, ты бы почувствовал запах. Например, затхлости, если он долго пробыл в чехле.

– Ах, если бы тогда мне хватило хладнокровия ещё и принюхаться! – сказал я.

– Ничего страшного, – ответила суура Мароа. Как всякий теор, она привыкла к неудачам. – Тебе действительно было не до того. И вообще, вы молодцы.

– Спасибо.

– Когда та смелая девушка…

– Корд.

– Да. Когда она включила уравнительный клапан, воздух двинулся…

– В капсулу, – сказал я.

– То есть ты не обонял их атмосферу до того, как она смешалась с нашей?

– Да.

– Плохо.

– Может быть, нам стоило подождать, – сказал я.

Она взглянула на меня пристально.

– Не советую повторять здесь эти слова!

Я опешил. Она взяла себя в руки и заговорила спокойнее:

– У нас здесь мировая столица всезнаек. Все умирают от зависти. Каждый жалеет, что не оказался там вместо тебя и чокнутых преемственников. Уж он-то наверняка справился бы лучше!

– Ладно, хорошо, – сказал я. – Мы торопились, потому что знали: военные напортят ещё больше.