Анафем

– Трудно сказать, – ответил Арсибальт. – У меня нет ощущения нормального цикла сон – бодрствование. Если честно, я перестал отличать сны от яви.

– И что тебе снится?

– То, что могло произойти не так.

– Но не произошло?

– В точку.

– Я ещё не слышал целиком историю о том, как ты спас Джада.

– Я даже не уверен, что могу рассказать её связно, – вздохнул Арсибальт. – У меня в голове каша из мгновений, когда я что-то думал или делал: и каждый раз дело могло повернуться так, а могло – иначе. И все другие варианты были бы фатальными. Тут я совершенно уверен. Я прокручиваю всю историю снова и снова. И оказывается, что я в каждом случае поступил правильно.

– Ну, это своего рода антропный принцип в действии, верно? – заметил я. – Если бы что-нибудь произошло немного иначе, ты бы погиб. У тебя не было бы мозга, чтобы это вспоминать.

Арсибальт довольно долго молчал, потом вздохнул.

– Объяснение неудовлетворительное, как бо́льшая часть антропных доводов. Я предпочитаю другое.

– Какое же?

– Что я не только гениален, но ещё и хладнокровен в критических ситуациях.

Я решил оставить эту реплику без ответа.

– Мне снятся сны, – признал я, – в которых всё так же, только вас с Джадом нет, потому что ты допустил промах.

– Да, а в моих снах я отцепился от Джада, потому что не смог дотащить его назад, и видел, как он сгорел в атмосфере. А в других снах, Раз, нет тебя. Мы поймали реактор, а ты просто исчез.

– А когда ты просыпаешься… – начал я.

– Я вижу тебя и Джада. Но граница между сном и явью настолько зыбка, что непонятно, проснулся я или заснул.

– Кажется, я понимаю, к чему ты ведёшь. Я могу быть мёртв. Ты можешь быть мёртв. Фраа Джад может быть мёртв.

– Мы сейчас – как бродячий десятитысячелетний матик фраа Ороло, – объявил Арсибальт. – Причинно-следственная область, отрезанная от остального космоса.

– Ну ты и загнул!

– Но есть побочный эффект, о котором Ороло не предупреждал. Мы проскальзываем. Мы не в одном состоянии и не в другом. Всё возможно, каждая история равновероятна, пока ворота не распахнутся и не наступит аперт.

– Либо так, – сказал я, – либо ты просто нервничаешь и не выспался.

– Это просто ещё одна из реальных возможностей, – ответил Арсибальт.

Когда мы не спали (по мнению большинства) или не скользили между одинаково реальными мировыми путями (по мнению Арсибальта), мы изучали «Дабан Урнуд».

Несколько абзацев, надиктованных Жюлем Верном Дюраном и переданных в авосеть, позволили Рассредоточению создать трёхмерную модель инокосмического корабля – по словам латерранца, пугающе сходную с оригиналом.

Выдуйте стальной шар чуть меньше мили и до половины заполните водой. Разместите четыре таких шара в углах квадрата, близко, но так, чтобы они не совсем соприкасались.

Повторите ту же операцию ещё с четырьмя шарами. Поставьте вторую четвёрку на первую, предварительно развернув её на сорок пять градусов, чтобы верхние шары попали в промежутки между нижними, как яблоки на прилавке овощного магазина.

Добавьте ещё две четвёрки шаров, не забывая каждый раз их поворачивать. Теперь у вас шестнадцать орбов в упаковке две с лишним мили высотой и две без малого в поперечнике. В середине – пустое пространство, труба примерно милю в диаметре. Затолкайте в неё всё стоящее: весь сложный, дорогой, хитро спроектированный праксис, который мы привыкли ассоциировать с космическими полётами. Бо́льшая его часть – просто каркас: стальные фермы, надёжно удерживающие орбы, пока вся структура вращается для создания искусственной силы тяжести, маневрирует, чтобы избежать столкновения с неопознанными вражескими аппаратами, гасит возникшие колебания жидкости, ускоряется под действием атомной энергии или совершает всё перечисленное разом.

Убедившись, что конструкция выдержит, добавьте остальное: хранилище на десятки тысяч атомных зарядов. Реакторы, чтобы вырабатывать энергию, когда корабль далеко от солнца. Немыслимой сложности системы труб и проводов. Коридоры, по которым урнудцы, троанцы, латерранцы и фтосцы смогут перемещаться из орба в орб. Протяните пучки оптоволокна, чтобы направить солнечный свет с поверхности икосаэдра в орбы, на крыши домов, служащие садами и огородами.