Анагел мой. Колесница Богов

Одно радует: развитие мозга превышает все объёмы других Субстантов. Наверное, тут можно гордиться, что это наша, Мори, наследственность… И меня удивляет способность Субстантов так быстро размножаться. И дети ещё все целы, и живы и здоровы. Меня радует эта приспособляемость… …

(щелчок, запись обрывается)…»

…Тан растерянно смотрел на торчащую кость, распоровшую кожу на бедре. Тронул пальцем острый край, пошевелил чуть и взвыл от боли. Посмотрел наверх и подивился тому, как он не разбился насмерть, свалившись с такой высоты…

А всё Парр виноват. Это он предложил поохотиться на горных козлов там, где они любят ходить. Но ведь и я не козёл, вымученно подумал Тан… Дурак. Он ругнулся, скрипя зубами от боли, и огляделся. Плохо. Свалился в глухую расщелину между двумя утёсами. Сверху не видно, вниз не добраться, впрочем, как и наверх.

Орать? Попробуем… Он попробовал крикнуть. Но горло, расцарапанное жаждой, выдало лишь жалкий хрип. Ладно… Тан нащупал флягу, выдолбленную из сушёной тыквы. И крякнул от досады — сломана. Зато только горлышко. Он осторожно взболтнул разбитый сосуд и услышал слабый всплеск. Убрал болтавшееся горлышко и вылил остатки горьковатой тёплой воды в рот. Оказалось, что есть ещё на один приличный глоток. И это, как ни странно, взбодрило…

— Эй! — крикнул хрипло парень, стараясь подтянуть ногу, не делая резких движений. — Парр!

Нет, не получается. Нет сил орать громче. Тан прислушался, но не услышал никаких голосов, лишь далёкий плеск волн у подножия второго утёса. Ладно, будем выбираться сами. Но как?

Он осторожно подтянулся, дополз до края неровной полки и свесился вниз. Далековато, если уж прыгать. И почему так спина болит?

Тан извернулся, шипя от пульсирующих иголок, пробивающих сломанную ногу, и пощупал горящее тупой болью место.

Ага… Содрал кожу… так… и конечность сломал. Или крыло, как любил говорить отец Кримм. Крыло так крыло, но, к сожалению, с таким крылом не взлетишь. А сейчас не помешало бы оно. Или два, само собой.

— Парр!

Тихо. Тан подумал и решился. Достал нож и круглую палочку для разжигания костра, которую сунул в рот, крепко стиснув зубами. И, нащупав разорванный край кожи и мышц, мешавший вставить кость обратно, примерился ножом. Приложил осторожно режущий край, закрыл глаза и с усилием полоснул, разрезая рану дальше. Пока боль нарастала, резко вставил торчащую кость на место… Думал, зубы раскрошатся, так стиснул палочку, чтобы не орать.

Отдышался, зажав свежую рану ладонью, другой рукой выпотрошил сумку. Спасибо, сестра, спасибо, Риа… Ты никогда не отпускаешь на охоту без пары коробочек снадобий. Тан торопливо раскрыл одну коробочку, разделённую внутри пополам перегородкой, и принялся обсыпать рану молотым порошком из трав. Он сам не знал, что это за растения, Риа знала лучше всех. Но он никогда не ошибался, какой из порошков и куда применять. Как Кам однажды, проглотивший порошок от головной боли, который оказался слабительным. Тан рассмеялся, и, как ни странно, это придало сил.

Он выдернул из кучи маленький свёрток из кожи, в котором хранились три чистых полоски ткани, взял одну и принялся осторожно завязывать бедро, отметив, что кровь густеет на глазах. Он ещё раз мысленно поблагодарил сестру, радуясь, что хотя бы кровопотеря так не грозит, завязал узелок и, совершенно обессилевший, откинулся назад. И опять зашипел, совершенно забыв про спину. Чтоб тебя… Пришлось устраиваться на боку.

Тан лежал так долго, стараясь уснуть, одновременно стараясь угадать, сколько времени он уже так лежит. Но сон не шёл, потому что в голову назойливо лезли мысли о свежей воде. Ладно, согласен на несвежую. Но чтобы чистая. Такая вкусная… Парень зарычал от злости. Если так дело пойдёт, то можно свихнуться уже от одних мыслей только!

— Парр! Миа-а-а-а!

Тихо…

А нарастающая злость отозвалась в ноге пульсацией. Слабой, но настойчивой. Тан дёрнулся: было ощущение, что боль живёт какой-то своей жизнью, вернее — двумя. Одна боль боролась с другой. Та, что злее — она не хотела уходить, а та, что помягче — она неторопливо, но шла напролом, постепенно отгоняя злую подальше. Даже сердце как-то по-особенному застучало, гоняя кровь, которая будто смывала злую боль, уступая место онемению. И Тан ещё долго так лежал, прислушиваясь к ощущениям в организме. Засаднило даже в спине, сродни пульсации в ноге. И постепенно потянуло в сон, мягко так, будто кто-то невидимый заставлял закрыть глаза. Тан боролся с этим недолго…