Anam Ċara. Кельтская мудрость

С теологической или духовной точки зрения область, где невозможен контакт с чем бы то ни было, можно рассматривать как святилище души, которое не получится заполнить чем-то внешним. Часто все наши приобретения, работа, убеждения – всего лишь способы заполнить пустое пространство, но им никогда не удается этого сделать. Они не удерживаются в нем, и мы чувствуем себя еще более уязвимыми и беспомощными, чем раньше. В какой-то момент мы понимаем, что больше нельзя пытаться залатать эту пустоту. Пока мы не прислушаемся к голосу пустоты, мы так и будем бежать от самих себя, прятаться то в одном, то в другом укрытии, нигде не чувствуя себя дома. Быть собой – значит быть святым, но быть собой очень трудно. Быть собой – значит чувствовать себя в гармонии с собственной природой. Если мы устремлены вовне, постоянно тянемся к чему-то внешнему, – мы не хотим услышать зов собственной тайны. Но когда мы осознаём полноту своего уединения и погружаемся в его тайну, наши отношения с другими людьми теплеют, становятся захватывающими, необыкновенными.

Духовность, которая нужна лишь затем, чтобы заглушить духовный голод, не вызывает доверия. Корень подобной духовности – страх одиночества. Если мы примем уединение мужественно, то поймем, что бояться нам нечего. Призыв не бояться встречается в Библии 366 раз. Уединение благосклонно к нам. Когда мы это поймем, исчезнет большая часть страхов, которые определяют нашу жизнь. Как только это произойдет, мы почувствуем свой внутренний ритм.

Танцующее сознание

Есть разные виды уединения. Бывает уединение страдания, когда нас окружает тьма – одинокая, непроглядная, страшная. Слова бессильны выразить нашу боль; то, что другие улавливают в наших словах, – на самом деле лишь бледная тень наших страданий. Такие темные полосы бывают у каждого. В народном сознании всегда существовало представление о том, что в такое время человек должен особенно бережно относиться к себе. Мне нравится образ колосящегося поля осенью. Когда ветер касается колосьев, они не стоят прямо, а клонятся в направлении ветра, иначе ветер сломал бы их. Колосья клонятся к земле, подчиняясь ветру. А когда ветер стихает, они вновь выпрямляются, обретают устойчивость и равновесие. Считается, что на открытом воздухе пауки никогда не плетут паутину между двумя неподвижными предметами, например между двумя камнями, – иначе ветер разорвет ее. Инстинкт подсказывает им плести паутину между двух травинок. Когда налетает ветер, паутина пригибается вместе с травой, а потом снова поднимается вверх и приходит в равновесие. Это прекрасные метафоры сознания, которое чувствует собственный ритм.

Мы взваливаем на свое сознание огромную тяжесть. Ограничивая его или навязывая ему закосневшие убеждения и взгляды, мы утрачиваем ту гибкость, что способна подарить нам подлинное прибежище, единение, защиту. Иногда лучший способ позаботиться о своей душе – вновь вернуть гибкость тем убеждениям, от которых очерствело и закоснело наше сознание: они не дают нам прикоснуться к собственной глубине и красоте. Творчество требует гибкости и умеренного напряжения. Здесь уместен образ скрипки. Если натянуть струны слишком сильно, они лопнут. Когда струны натянуты в меру, они способны вынести сильный нажим смычка, и именно тогда скрипка звучит особенно пронзительно и нежно.

Красота любит забытые места

Только в уединении человек может осознать собственную красоту. Каждого приходящего в этот мир Божественный Художник наделяет глубиной божественной красоты, ее светом. Часто эта красота оказывается скрытой под тусклой оболочкой повседневности. В Коннемаре, где много рыбацких деревень, есть пословица: «Is fánach an áit a gheohfá gliomach», – то есть: «Омары водятся в самых неожиданных и заброшенных местах». В пренебрегаемых нами уголках уединения можно обрести сокровище, которое нам нигде не удавалось найти. Нечто подобное имел в виду Эзра Паунд, когда сказал, что красота бежит от взглядов толпы. Она любит забытые, покинутые места, потому что только там она найдет свет, повторяющий ее очертания, достойный ее. Красота таится в каждом человеке. Современная культура одержима косметической безупречностью. Появились стандарты красоты, а сама она превратилась в товар. На самом деле красота освещает душу.

У нас в душе горит светильник, озаряющий наше уединение. Уединение – это не одиночество. Своим светом и теплом оно способно пробудить человека. Душа восстанавливает и преображает всё, потому что душа – область божественного. Погрузившись в уединение, привыкнув к замкнутости и заброшенности, составляющим его внешние границы, мы увидим, что в глубине уединения нет ни одиночества, ни пустоты – только близость и прибежище. В уединении человек часто ближе к ощущению единства и родства с другими, чем в обществе и социальной жизни. Память любит уединение. Уединение приносит урожай памяти. Вордсворт, описывая свое воспоминание о желтых нарциссах, очень точно выразил эту мысль: