Анамнез. История болезни

Почти восемь лет рабства, именно столько времени, я находилась в плену у своих бредовых идей (внутренних террористов) в виде отчаянной жажды худобы и обезофобии, страха потолстеть, абсолютно глухая и слепая к объективной реальности. Окидывая взглядом последние годы своей жизни, эмоционально, я чувствую холод, я вижу лишь бездну, нещадно поглощающую маленькую израненную девочку, разрываемую в клочья обстоятельствами – лишь последствиями ошибочных решений глупого взрослого, ослепшего из-за своих неразумных желаний. Именно такой была моя несчастная реальность, тянувшаяся, словно порядком надоевшая безвкусная жевательная резинка, которую некуда выкинуть, слишком долго, до 30 лет. Сегодня же, прошло чуть больше двух месяцев с того самого дня, как я впервые приняла важное решение – обратиться за помощью, и это несомненно, спасло мою жизнь из силков страдания. Сейчас, я чувствую внутреннюю легкость, свободу, ощущаю, как еле уловимый воздух нового дня отныне не предвещает ничего плохого. Так приятно просыпаться, смотря на день не как на череду испытаний и тревог, поджидающих на каждом повороте, а просто, как на день, на то, что может очень даже нравится. Конечно, понимаю, я бы не умерла от анорексии перетекшей в булимию на физическом уровне, но и жизнь с этими расстройствами смерти подобна. Теперь же все переменилось, я и сегодня продолжаю делать домашние задания, что тогда, давал мне Дэвид, особенно рьяно в моменты, когда снова ощущаю беззвучный холодок иррациональных мыслей пытающихся заключить меня в свои ловушки, словно зыбучий песок. Вместе с тем, этот этап естественен и в своем роде неизбежен. Знаете ли, совсем нелегко ломать старые модели мышления, которым ты подчинялся долгие годы, но я стараюсь, каждый день разрушаю эти путы до того как они успеют связать меня, когда-нибудь, выведу это на уровень совершенства, до автоматизма. Кстати, уже несколько недель я ни в чем себя не ограничиваю, не ставлю никаких запретов, и даже объедаясь, не вызываю рвоту, ощущение такое словно действительно отпустило, словно весь тот темный период жизни был и не со мной вовсе, а с кем-то далеким, другим. Это опьяняющее чувство свободы намного важнее стройного тела, потому что не отнимает возможность наслаждаться жизнью со всеми её стоящими и бесполезными пороками. Я больше не чувствую страха от внутренней потерянности, а скорее ощущаю, что наконец-то нашла то, что давно искала, себя: женщину с неидеальной фигурой, но аккуратными формами, женщину, что храпит по ночам, словно взрослый мужик и чертовски не любит тратить время на готовку, женщину, что ненавидит просыпаться раньше двенадцати часов дня, и обожает завтрак в постель, женщину, готовую днями напролет блуждать по картинным галереям, растворяясь в полотнах прошлого, женщину, что любит жизнь, за то, что в ней есть она, непостоянная словно ветер, своевольно решающий, где стоит затихнуть, а где устроить ураган. Оставив в прошлом всю свою боль, все свои неудачи, мне остается лишь идти вперед, благодаря всему, и, не смотря ни на что. Дэвид Шоу, открывший для меня новый мир психически здорового, благополучного человека, навсегда останется другом, не просто воспоминанием – но бальзамом для души, и в минуты грусти я мысленно буду возвращаться именно к нему, сокрытому в глубине моего внутреннего храма, словно невидимая подушка безопасности для всего моего существа.

В отличие от самого Дэвида, Эмили, хоть и узнала в нем случайного парня, от которого сбежала семь лет назад, вместе с тем, никак не смогла заметить тщательно скрываемые им чувства, а потому, уходя, не сильно страдала. Ощутив непреодолимо жгучее желание вслед за одними изменениями, привнести в свою жизнь и другие, она уже не могла остановиться. Словно произошла замена внутренней батарейки, появившееся в ней окрыляющее второе дыхание, побуждало не сбавлять скорость, а наоборот прибавлять, чтобы скорее приблизиться к заветному финишу, абсолютной гармонии между психическим и физическим Я, к здоровью. Единственное, что смущало её, так это странный барьер, возникший в груди, когда она внезапно для себя, решила закончить терапию. Если бы их отношения со специалистом были бы чисто формальными, она могла бы и лично выразить свою благодарность, передать содержимое письма, после чего смело раствориться в памяти Дэвида, подобно сотням других его клиентов, клинические случаи которых он, конечно же, помнил, но без лиц, предательски стираемых временем. Отчего-то её хватило лишь на тайное письмо.

Спустя три недели после прекращения терапии, Эмили разорвала помолвку, а еще через месяц переехала жить в другой город. Учитывая, что Тайлер был не просто её женихом, но другом детства, этот шаг, вопреки ее незыблемой уверенности, дался совсем не просто.

– Значит это все? – опустошенным голосом спрашивал Тайлер, на некоторое время, утратив чувство реальности происходящего.