Социологи и политики показали нам картину постепенного роста государства, захвата им тех функций, которые первоначально принадлежали общественным организациям местного характера. И если некоторые из этих функций, независимо от их природы, технически выполнялись государством с большим совершенством, то многие функции исполнялись им неудовлетворительно и притом с постоянным нарушением основных прав личности. Чем далее, тем более должно быть претить это государственное всемогущество развитому чувству личного правосознания.
Этот процесс государственной гипертрофии и в противовес разложения идеи «государственности» превосходно охарактеризован Дюркгеймом: «Государственная власть… стремилась поглотить в себе все формы деятельности, носившие социальный характер, и вне ее осталась лишь пыль людская. Но тогда ей пришлось взять на себя огромное число функций, для которых она не годилась и которые плохо исполняла. Много раз уже было замечено, что ее страсть все захватывать равна только ее бессилию. Только болезненно перенапрягая свои силы, сумела она распространиться на все те явления, которые от нее ускользают и которыми она может овладеть, лишь насилуя их. Отсюда расточение сил, в котором ее упрекают и которое действительно не соответствует полученным результатам. С другой стороны, частные лица не подчинены более никакому другому коллективу, кроме нее, так как она единственная организованная коллективность. Только через посредство государства они чувствуют общество и свою зависимость от него. Но государство далеко стоит от них и не может оказывать на них близкого и непрерывного влияния. В их общественном чувстве нет поэтому ни последовательности, ни достаточной энергии. В течение большей части их жизни вокруг них нет ничего, что оторвало бы их от них самих и наложило бы на них узду. При таких условиях они неизбежно погружаются в эгоизм или в анархию».
Да, именно на этой почве – стремлении государства поглотить личность, сковать ее волю и акты своими санкциями – вырастает бунт анархизма.
Но есть ли этот бунт – бунт против «права» вообще? Думает ли анархизм, отвергнув государство, ничем его не заменить, предоставив распыленным «индивидам» устраиваться, как им угодно?
Правда, проблемы права, принуждения в анархических условиях общежития трактуются вообще анархистами неясно. Многие, как мы сказали выше, постулируют прямое чудо – веру в чудесное и совершенное преображение человеческой природы, более не нуждающейся в «слишком человеческом» праве. Одни при этом верят в волшебную силу эгоизма, другие в солидарность, третьи возлагают все надежды на силу общественного мнения, четвертые на умственный и нравственный прогресс личности, пятые наконец верят даже в особую природу «нового человека», в которой исчезает все «дурное» с гибелью собственности и государства.
Но, несмотря ни на какие чудеса, анархизм вообще и коммунистический, являющийся разновидностью либертарного социализма, в особенности, прежде всего признает «организацию».
Он только строит ее не на началах классового господства, как строит капиталистический режим, но на началах солидарности, взаимопомощи. Но самый принцип «организации» не отрицается никем из современных анархистов.
«Анархия, – говорит де Пап, – есть замена политики социальной экономией, правительственной организации организацией промышленной». Мерлино думает, что «в организации – душа, сущность анархии». Испанские рабочие заявляют в манифесте: «Самой крупной обязанностью анархии является соответствующая организация администрации»[31].
Таким образом, необходимость экономической организации хотя бы и местного характера, долженствующей сменить действующий сейчас государственный политический аппарат, не оспаривается вовсе анархизмом.
Менее ясной представляется проблема организации правосудия в будущих анархических условиях общежития. Здесь в рассуждениях анархистов мы найдем и полную голословность утверждений, и вопиющие противоречия.
Нечего и говорить, что целые категории современных «преступлений» должны исчезнуть с устранением принудительного государства со всеми его органами, бюрократией и полицией. Подавляющее большинство коммунистических анархистов верят также в глубокое изменение человеческой природы под влиянием уничтожения частной собственности[32]. Что современный строй с его исправительными и карательными институтами порождает сам преступления и преступников – это, разумеется, не требует особых доказательств. Однако отсюда еще очень далеко до представлений, что немедленно по вступлении в анархические условия существования исчезнут все антисоциальные инстинкты, исчезнут мотивы ко всякому преступлению.