Читаем Анархизм. Суть анархизма полностью

Но все это может показаться скорее случайным, так как каждый свободен слово и понятие «государства» применять к какому угодно правовому обществу и никто не принужден необходимо ставить их в связь с современным представлением о сущности государства. Тем не менее сказанного, пожалуй, достаточно для того, чтобы признать, что нельзя дать понятия государства, не предполагая при этом уже понятия права. Это последнее обладает логическим приоритетом. Правовой порядок можно определить, не касаясь ни самомалейшим образом государственной организации[1185]; но совершенно невозможно говорить о государственной власти так, как будто при этом не нужно было бы в мыслях иметь правовое соединение людей. И подобно тому, как понятие организации совместной человеческой жизни вообще может быть дано только указанием на установленные людьми регулирующие нормы, так по отношению к государству в таком случае необходимо указание на правовые положения, которыми конституируется прежде всего понятие государственного соединения.

Поэтому было бы неправильно отличать правовое определение от конвенционального правила тем, что первое исходит от государства. Это тем менее общеобязательный критерий понятия права, что это последнее является неизбежным условием для того, чтобы вообще можно было сказать, что нужно понимать под государством; кто думает, что правовая норма есть государством установленное правило, тот бессознательно принимает уже в самом определении понятия то, что нужно еще только определить.

Каков должен быть правильный ответ на поставленный вопрос, об этом в социально-научной литературе не существует достаточно строгого и ясного взгляда. Даже такой глубокомысленный юрист, как Адольф Меркель говорит по этому поводу только[1186], что в противоположность нормам права в нормах морали и обычаев «в общем перевес имеет элемент ограничительный, и что для них явственное выражение такой двойственности — постоянное противоположение долженствования и возможности, обязанностей и правополномочий, — характерно не в таком смысле, какдля правовых предписаний»; мнение, которое даже при самом ограниченном употреблении всех возможных оговорок может дать только одно чисто внешнее описание.

Но такое внешнее описание было бы совсем неправильно по отношению к понятию конвенциональных правил. Кто вспомнит вышеприведенные мною примеры, тот скоро сообразит, что право и обязанность противостоят при таких нормах, как правила поведения, друг другу не менее явственно, чем то имеет место и при правовом определении. Так, например, в правилах приличий наших различных сословий и общественных классов совсем не прикрыто с внешней стороны и может быть тотчас же легко обнаружено, что совершенно так же, как в правовых определениях, субъективные права и обязанности находятся во взаимном противоречии друг с другом; и, конечно, обязанность существует не только на одной стороне, но и у другой партии ей тоже соответствует безусловно какое-либо требование или правополномочие. Или вспомним о старом своде конвенциональных законов «приличного» и о резких положениях об удовлетворении и дуэли, и каждый заметит тотчас же, что обязанность и право между двумя лицами, подчиняющимися этим конвенциональным правилам, находятся в полнейшем и «чрезвычайно явственном» противоречии друг с другом относительно их поведения.

Однако существенное возражение, которое нужно сделать против меркелевского изложения этого вопроса, идет еще дальше. А именно, Меркель описывает в противоположность определенным историческим правовым определениям лишь немногие отдельные конвенциональные правила и противопоставляет, по существу, правомерному содержанию нашего современного права содержание особенно важных конвенциональных правил нашего времени. А это и есть то, что я называю внешним описательным приемом, внешним определением отдельных исторически данных правил. Но мы хотим знать: как отграничивается понятие правового определения от понятия конвенционального правила, оставляя в стороне то или другое содержание, воспринятое тем или другим из них; ведь это содержание безусловно непостоянно и произвольно изменчиво. Существуют правила, которые мы считаем в настоящее время исключительно конвенциональными нормами, в то время как в другое время эти самые правила рассматривались как правовые определения; например, предписания об одежде, законы о форме празднования свадьбы, крещения детей и т. п., и, наоборот, в современных отношениях, например, в современном международном праве мы имеем некоторые правовые положения, которые прежде имели значение исключительно конвенциональных правил.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

Критика чистого разума
Критика чистого разума

Есть мыслители, влияние которых не ограничивается их эпохой, а простирается на всю историю человечества, поскольку в своих построениях они выразили некоторые базовые принципы человеческого существования, раскрыли основополагающие формы отношения человека к окружающему миру. Можно долго спорить о том, кого следует включить в список самых значимых философов, но по поводу двух имен такой спор невозможен: два первых места в этом ряду, безусловно, должны быть отданы Платону – и Иммануилу Канту.В развитой с 1770 «критической философии» («Критика чистого разума», 1781; «Критика практического разума», 1788; «Критика способности суждения», 1790) Иммануил Кант выступил против догматизма умозрительной метафизики и скептицизма с дуалистическим учением о непознаваемых «вещах в себе» (объективном источнике ощущений) и познаваемых явлениях, образующих сферу бесконечного возможного опыта. Условие познания – общезначимые априорные формы, упорядочивающие хаос ощущений. Идеи Бога, свободы, бессмертия, недоказуемые теоретически, являются, однако, постулатами «практического разума», необходимой предпосылкой нравственности.

Иммануил Кант

Философия
Этика. О Боге, человеке и его счастье
Этика. О Боге, человеке и его счастье

Нидерландский философ-рационалист, один из главных представителей философии Нового времени, Бенедикт Спиноза (Барух д'Эспиноза) родился в Амстердаме в 1632 году в состоятельной семье испанских евреев, бежавших сюда от преследований инквизиции. Оперируя так называемым геометрическим методом, философ рассматривал мироздание как стройную математическую систему и в своих рассуждениях сумел примирить и сблизить средневековый теократический мир незыблемых истин и науку Нового времени, постановившую, что лишь неустанной работой разума под силу приблизиться к постижению истины.За «еретические» идеи Спиноза в конце концов был исключен из еврейской общины, где получил образование, и в дальнейшем, хотя его труды и снискали уважение в кругу самых просвещенных людей его времени, философ не имел склонности пользоваться благами щедрого покровительства. Единственным сочинением, опубликованным при жизни Спинозы с указанием его имени, стали «Основы философии Декарта, доказанные геометрическим способом» с «Приложением, содержащим метафизические мысли». Главный же шедевр, подытоживший труд всей жизни Спинозы, – «Этика», над которой он работал примерно с 1661 года и где система его рассуждений предстает во всей своей великолепной стройности, – вышел в свет лишь в 1677 году, после смерти автора.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Бенедикт Барух Спиноза

Философия