Но эта естественная гармония, утверждаемая на основании свободных конвенциональных правил, уже носит в себе зародыши противоречия и несостоятельности. Если бы среди людей уже господствовал в действительности естественный порядок сам по себе, то «свободная ассоциация в определенных целях» не была бы необходима, как целое. Но наделе и Макай не доказал, что законы экономической жизни возможны без лежащего в основании их регулирования человеческого сожительства и что «интересы людей не будут враждебно противостоять друг другу, а объединятся гармонически, если только у них не будет отнята или урезана свобода их развития». Он ставит, скорее, эти заимствованные из Прудона места в конце своей книги программатически, как задачу, которую пролага-ет там вышеупомянутый Обан в будущее.
С другой стороны, и штирнеровский «Ферейн эгоистов» совсем не нуждается в предлагаемом Макаем усилении его дедукции. Раз только признана за Штирнером его посылка — что кроме уважения отдельного эмпирического человека не существует никакой заботы об обязательном долженствовании, — остается только одна формальная возможность конвенционального объединения с другими эгоистами. Какое содержание дадут объединяющиеся своим конвенциональным правилам — это совершенно открытый вопрос; поэтому Штирнер вполне последовательно говорит об этом: «Что станет делать раб, когда он разорвет оковы, этого нужно — подождать!»
Из этого изложения видно достаточно ясно, что индивидуалистический анархизм нового направления в оттенении экономической свободы только продолжает ход мыслей всем известного чистого манчестерства, а в своем открытом требовании свободы от принуждения и беспрепятственного развития всех сил выводит лишь те последствия, которые тот отклоняет, начиная с определенного пункта; с другой стороны, ясно и то, что туманные коммунистические анархисты заимствовали содержание своей цели, без сомнения, у коммунистического социализма.
Но оба направления — как стремление к социалистической форме производства в демократическом государстве, так и сохранение исторической частной собственности — взаимно все же не правы друг по отношению к другу, стараясь приписать анархизм не себе, а своему противнику.
При систематическом мышлении дело обстоит, скорее, так, что анархист противостоит одинаково враждебно как социалисту, так и буржуа, и оспаривает общее им обоим средство человеческой организации, правовое принуждение как таковое. Поэтому сначала нужно покончить с анархизмом и только после этого можно установить логически взаимоотношения между социализмом и индивидуализмом. Достаточным систематизированием будет, следовательно, сказать: 1) анархизм — организация человеческого общества только на основе конвенциональных правил; 2) правовая организация: а) на основании прежней частной собственности, b) на основании социалистической формы производства.
Тем признаком, который в научном отношении существенно отличает различные направления социальной жизни, является форма регулирования; эта форма человеческого общества, согласно прежним разъяснениям, может быть или правовой, или формой, определяемой наличностью конвенциональных правил. Социальная жизнь, как нечто своеобразно особенное, существует только тогда и постольку, поскольку благодаря установленным людьми нормам дано какое-либо регулирование общественного бытия и отношений. Только правила поведения сожительствующих людей конституируют понятие человеческого общества. Поэтому характер рода и формы этих правил должен в самом основании определять всякое конкретное человеческое общество; и содержание правил, материя того, что будет нормировано и установлено, в конце концов по своему конкретному значению обусловлено и зависит от характера возможной формы, от своеобразия способа регуляции.