В действительности смысл самым строгим образом продуманного учения «laisser fair, laisser aller», как задачи правового государства, а также и самое резкое выражение так называемой животной борьбы за существование, совершенно изменяется и преобразуется, как только во взгляды индивидуалистического анархизма переносится полная свобода экономической жизни, а правовое принуждение совершенно уничтожается; ибо первая из упомянутых доктрин поддерживает всегда основоположение юридической связанности и ответственного существования каждого человека в правовом обществе, членом которого он уже родился; а благодаря оттенению экономической свободы в рамках правового порядка она приходит к результату экономического неравенства, которое защищает особенно благодаря заключающемуся в нем поощрению отдельных людей, как полезное и по своему существу целесообразное состояние. Индивидуалистический же анархизм, так как он совершенно отрицает правовую норму, стремится к абсолютно противоположным результатам, к экономическому равенству. И он также упрекает манчестерское учение в том, что оно делает ошибку, исходя из совершенно случайного разделения собственности и произвольно принятого момента экономического состояния, чтобы внезапно потребовать экономической свободы при наличности «бодрствующего государства»; имея в виду это, он устраняет, в противоположность манчестерству, все привилегированные неравенства. Он надеется достигнуть этого при помощи вышеизложенных средств в духе Прудона или Штирнера; но он приходит при этом на деле без сомнения к тому заключению, которое Фихте при своем социалистическом идеале «замкнутого торгового государства» считал задачей права: дать каждому сначала нечто свое собственное, а потом защищать его во владении этим последним.
Я особенно оттеняю отношение этих социальных направлений друг к другу потому, что некоторые социалистические писатели угрожают опасностью, в противоположность учений анархизма, одним взмахом пера сделать социализм единственно правильным общественным порядком и покончить с интересующим всех при этом вопросом при помощи слегка упоминаемого противоположения братства и эгоизма. Это ошибка, так как принцип братства выставляется одинаково также и господствующей группой анархистов; и это нелогично, потому что при этом хотят выставить единственную возможность дать правовому порядку какое-либо определенное содержание, как противоположение полному отрицанию справедливости всякого правового принуждения.
Поэтому затронутые нами авторы вообще не правы по отношению к теории анархизма и ее научному значению. Они не достигают того систематического положения, которое должно быть предоставлено этой теории в социальной науке. И нельзя упускать из виду, что анархическая доктрина может быть сделана научно плодотворной, если только следовать беспристрастному ходу ее собственных мыслей.
Для этого первым делом необходимо оставить совершенно в стороне вопрос о том: желательно ли при настоящих отношениях анархическое состояние? Принципиальное для всякой политики и всякой социальной науки различие цели и средств подвергается здесь опасности изгладиться. Первым же делом теория должна дать ясное и истинное установление цели своих стремлений, и только тогда может быть с пользой поднять вопрос со стороны политика — практика о конкретных средствах, при помощи которых он хочет стремится к научно-определенным целям. В противном случае неизбежно слепое перескакивание от случая к случаю под руководством темного и неясного стремления, а весьма понятная общая неудовлетворенность является необходимым следствием этого.
Что может значить для анархизма столь ничтожное положение, будто он, быть может, и «прав в теории, но никуда не годится на практике?» Ведь и тот человек, который еще не признал этого истертого изречения простой бессмыслицей[1196]
, не мог бы выставить его тогда против разобранной здесь теории, ибо в анархизме дело идет главным образом об отрицании прежнего правового принуждения: то же, что оно заключает в себе нечто справедливое и необходимое, — это отрицается анархистами. Вышеприведенное общее место должно бы было, следовательно, в целях защиты правового принуждения претерпеть роковое обращение: «право хоть и необоснованно в теории, но весьма годится для практики»; но такой бессмыслицы, конечно, не утверждал еще никто серьезно.Таким образом, никогда не следует избегать проверочного вопроса о том, представляет ли правовой принудительный порядок в действительности нечто справедливое и неизбежное: и настоящее время снова столкнулось с этим основным вопросом социально-научного познания с совершенно особенной остротой — на что вправе претендовать анархическая доктрина.
Научное значение теории и анархизма состоит в том, что в ней заключается радикальнейший скептицизм по отношению к правовому порядку.