«Господство людей, называющих себя «правительством», несовместимо с нравственностью, основанной на солидарности»[504]
. Это доказывается лучше всего «так называемыми гражданскими правами, значение и ценность которых буржуазная пресса восхваляет каждодневно на все лады»[505]. «Но разве права эти созданы только д ля тех, которые нуждаются в них? Конечно, нет. Всеобщее избирательное право может иной раз защитить буржуазию от вмешательства центральной силы, оно может установить равновесие двух сил, в то время как раньше для этого обе стороны вынуждены были употребить насилие друг против друга. Но оно лишено ценности, когда речь идет о том, чтобы низвергнуть или хотя бы только ограничить насилие. Для господствующих классов это — прекрасное средство при решении своих споров; но какую же пользу может оно принести порабощенным? Так же дело обстоит и со свободой печати. Что говорит в пользу свободы печати, по мнению буржуазии? Ее бессилие. «Посмотрите, — говорит, — на Англию, Швейцарию, Соединенные Штаты. Там пресса свободна, и нигде, однако, господство капитала не достигает такого могущества, как там». То же самое думают и о праве союзов. «Почему нам не дать полной свободы союзов?» — говорит буржуазия. — Она не причинит вреда нашим привилегиям. Мы должны бояться только тайных обществ; открытые ферейны наилучшее средство для того, чтобы парализовать их». «Неприкосновенность жилища? — говорит хитрая буржуазия. — Разве мы не должны охранять ее, и неужели полиция должна повсюду совать свой нос? В нужный момент мы не посмотрим на эту неприкосновенность и арестуем людей в постелях». «Тайна писем? Пусть будет провозглашена их неприкосновенность, при ней мы тоже будем иметь возможность сохранять наши маленькие тайны. В случае комплота против наших привилегий мы не будем больше церемониться. А если кто-нибудь будет противоречить, то мы скажем то, что недавно один английский министр кратко высказал, при одобрении всего парламента, в следующих словах: «Да, господа, с тяжелым сердцем и глубоким отвращением вынуждены мы вскрыть письма, но отечество (т. е. аристократия и буржуазия) в опасности!» Вот они, политические права. Свобода печати и союзов, неприкосновенность жилища и все остальное терпимо лишь до тех пор, пока народ ими не пользуется против привилегированных классов. Но в тот день, когда народ начнет пользоваться ими для уничтожения привилегий, все эти «права» будут выброшены за борт»[506].2. Человечество скоро пройдет ту ступень развития, которой соответствует государство. Государство осуждено на смерть[507]
.Государство «сравнительно юного происхождения»[508]
. «Государство — это историческая формация, ставшая в известное время в жизни всех народов постепенно на место свободных союзов. Церковь, закон, военная сила и богатство, добытое грабежом, стали столетия тому назад общими фактами; камень за камнем, посягательство за посягательством были созданы они и осуществили чудовищный порядок, который проник в конце концов во все уголки общественной жизни и который мы называем государством»[509].Теперь государство находится в состоянии разложения. «Народы, особенно латинской расы, хотят уничтожить его могущество, которое только препятствует их свободному развитию; они хотят самостоятельности провинций, общин и рабочих групп, они не желают нести на себе такого господства и стремятся образовать между собой свободные союзы»[510]
. «Разложение государства подвигается вперед с ужасающей быстротой. Государства стали слабыми стариками, с морщинистой кожей и трясущимися ногами, разъедаемыми внутренними болезнями и лишенными понимания новых идей. Они расточают свои небольшие силы, которые еще сохранились, живут на счет своих сочтенных уже дней и ускоряют свой конец, набрасываясь друг на друга, как старые бабы»[511]. Момент исчезновения государства, следовательно, близок[512]. По мнению Кропоткина, он наступит через несколько лет[513], или в конце девятнадцатого века[514].II. На ближайшей ступени развития, которой человечестводолжно скоро достигнуть, место государства займет совокупное общежитие людей на почве правовой нормы, состоящей в том, что договоры должны быть выполняемы. Анархизм «неизбежно»[515]
является «ближайшей высшей формой общественного развития»[516].1. И после уничтожения государства люди будут жить общественной жизнью, но не правительственное насилие, а правовой договор будет связывать их между собой. «Свободное единение отдельных личностей в группы, групп в союзы, свободное развитие от простого к сложному, смотря по желанию и по симпатии»[517]
, — вот будущая форма общества.