Анархизм. Суть анархизма

По мнению Толстого, заповедь о непротивлении не следует понимать так, «как будто она запрещает всякую борьбу со злом»[725]. Она запрещает лишь насилие в борьбе со злом[726], но запрещает его безусловно. Это запрещение относится, таким образом, не только ко злу, причиняемому нам самим, но и ко злу, причиняемому нашим ближним[727]; когда Петр отсек слуге первосвященника ухо, он защищал «не себя, но своего любимого, божественного учителя. Но Христос прямо запретил ему это, сказав, что поднявший меч от меча да погибнет»[728]. Заповедь о непротивлении злу не означает также и того, что только одна часть людей обязана «без борьбы покоряться тому, что предписывается им известными авторитетами»[729]; заповедь эта распространяется «на каждого, следовательно, и на тех (и преимущественно на тех), которые властвуют, и запрещает употреблять насилие против кого бы то ни было и в каком бы то ни было случае»[730].

3. Право

1. Во имя любви, именно на основании заповеди непротивления злу насилием, Толстой отрицает право, конечно не безусловно, но по крайней мере для современных народов, стоящих на более высокой ступени развития. Он, правда, говорит только о законе, но имеет в виду всякое право, так как он отрицает принципиально всякие нормы, покоящиеся на человеческой воле[731], поддерживаемые насилием[732] и в частности судом[733], допускающие отклонение от нравственного закона[734], неодинаковость в разных странах[734] и произвольные перемены во всякое время[735].

Быть может, прежде когда-нибудь существование права было лучше его несуществования. Право «должно быть поддерживаемо насилием»[736]; с другой стороны, оно не допускает насилия, совершаемого отдельными личностями друг над другом[737]; может быть, и «было время, когда насилие государства было меньше насилия личностей друг над другом[738]. Теперь же это время во всяком случае миновало для нас; нравы стали мягче, люди нашего времени, «исповедуя заповеди человеколюбия и сострадания к ближним, желают только возможности спокойной и мирной жизни»[739].

Право нарушает заповедь о непротивлении злу насилием[740]. Это было сказано и Христом. Слова: «не судите, да не судимы будете» (Мф. VII, 1), «не осуждайте, да не будете осуждены» (Лк. VI, 37), значат: «не только не судите ваших ближних на словах, но и не судите их на деле — не судите согласно своим человеческим законам в ваших судах»[741]. Здесь Христос говорит не только о «личном отношении каждого отдельного человека к судам»[742], но отрицает «самое правосудие»[743]. «Он говорит: вы думаете, что ваши законы исправляют зло, — они только увеличивают его. Есть только один путь пресечения зла — делайте добро за зло всем без всякого различия»[744]. И то же самое, что говорит Христос, говорят мне «мое сердце и мой разум»[745].

Но это еще не все, что может быть сказано в доказательство несостоятельности права. «Насилие отрицает и осуждает в неподвижной форме закона только то, что большей частью уже задолго до этого отрицалось и осуждалось общественным мнением, но с той разницей, что общественное мнение отрицает и осуждает все поступки, противные нравственному закону, закон же, поддерживаемый насилием, осуждает и преследует только известный, очень узкий круг поступков, этим самым как бы оправдывая все поступки того же порядка, не вошедшие в этот узкий круг. Общественное мнение уже со времен Моисея считает корыстолюбие, распутство и жестокость злом и осуждает их; оно отрицает и осуждает всякого рода проявления корыстолюбия, — не только приобретение чужой собственности насилием, обманом или хитростью, но и всякое пользование ею; осуждает всякого рода распутство, будь то блуд с наложницей, невольницей, разведенной женой или даже своей собственной; осуждает всякую жестокость, выражающуюся в побоях, в дурном содержании, в убийстве не только людей, но и животных. Закон же преследует только известные виды корыстолюбия, как то: воровство, мошенничество и известные виды распутства и жестокости, как то: нарушение супружеской верности, убийство, увечья, вследствие этого как бы разрешая все те проявления корыстолюбия, распутства и жестокости, которые не подходят под его узкое, подверженное лжетолкованиям определение этого понятия»[746].