Море размеренно дышало и подлизывалось, накатывало неспешно, аккуратно, притворяясь дружелюбным.
Марина подвернула джинсы выше колен и, сев на край, спустила ноги вниз. До воды они не доставали, но брызги бьющихся об опоры волн кололись влажными каплями, будто жалили.
Оглянувшись через плечо, она увидела, что Алсу старается увести маму с пирса, правда пока её настойчивости хватило только на пару шагов в сторону берега.
– Море не спокойно, оно печалится, – прошептала Татьяна.
Инна взялась за натянутый канат, недоверчиво нахмурилась.
– Наоборот, спокойное.
– Ты никогда море не чувствовала. Какое же оно спокойное? Присмотрись: вода тёмная, в глубине зарождается буря. – Татьяна вернулась к краю деревянного настила. Подобрала края пледа и опустилась рядом с Марино. – Море всегда подстраивалось под твоё настроение, Анасейма.
Марина вздрогнула, плотно сжала губы. Показное равнодушие далось ей тяжело.
– Не называй меня так, пожалуйста.
Алсу и Инна переглянулись, но промолчали, позволяя маме проявить жестокую прямолинейность. Затрагивать Марину они не рискнули, и без них было кому посыпать раны солью.
– Это не Илья придумал. Первым тебя так назвал сумасшедший изобретатель. Он снимал у нас комнату много-много лет назад. Тебе тогда три года было, не помнишь, конечно. Инка тем более. Алсу?
Алсу тряхнула осветлёнными до цвета седины волосами.
– Не помню.
– Он бредил идеей изобрести прибор, который будет точно предугадывать появление тягунов, даже название придумал: капкан для анасеймы.
Отклонившись назад, Марина перевела взгляд на задумчивый профиль матери.
– Придумал?
– К сожалению, нет. Эта штука не помешала бы нам на море, – Татьяна печально улыбнулась, соскользнув в грустные воспоминания. – Он впервые увидел тебя на побережье: ты убегала от волн, а потом кидалась им навстречу. Играла с морем. Тогда он и назвал тебя Анасеймой.
Алсу пожала плечами.
– Какие только чудики у нас не жили. Порой казалось, что южное солнце будит в людях тёмные стороны и обостряет безумие.
– Олимпийский чемпион даже жил, – напомнила Инна, протягивая руку маме.
Марина опёрлась руками в колени, опустила взгляд на воду.
– Помните Дуги?
– Кого? – в один голос откликнулись женщины.
– Бродяга с гитарой. Он каждое лето жил у нас, недолго, правда.
Алсу стянула волосы жгутом, перекинула на одно плечо и замерла в позе, удачной для запечатления камерой.
– Я и половины постояльцев не помню. Мам, пойдём домой, хочется горячего чая на вишнёвых веточках.
Татьяна нехотя поднялась, свернула плед и взяла дочек под руки. Сделав шаг в сторону берега, оглянулась.
– Ты идёшь?
Марина отрицательно качнула головой.
– Нет, я позже приду.
Усилием воли она вытеснила мысли об Илье воспоминаниями о Дуги. Где он сейчас? Приезжал ли он в «скворечник», пока она медленно умирала в Москве? Мысли об Илье всё-таки просочились и сдавили горло спазмом. Обида и злость всколыхнулись одновременно, слившись воедино. Марина встала на краю деревянного настила, обхватив пальцами ног влажные доски, на секунду замерла и прыгнула. Опустилась под воду подобно оловянному солдатику, плотно прижав руки к бёдрам. Вода сомкнулась над головой, охотно принимая в тёплые объятия. Солнце светило сквозь толщу моря, приглушённо, не ослепляя глаза. Такое же обманчиво дружелюбное, как и море.
Марина плавала долго. Со стороны производила странное впечатление, купальник не надела, вымочила насквозь одежду, тушь потекла унылыми разводами. Выбравшись на берег, она выжала волосы и отлепила от тела мокрую рубашку.
Неожиданно воздух задрожал от радостного голоса:
– Дочка Счастливчика вернулась!
Марина оглянулась, и встретилась взглядом со спасателем на вышке.
– Привет.
– Когда «Афалину» выведешь? Все спрашивают.
– Скоро, – она приблизилась к ступенькам, задрала вверх голову. – Посмотрю, в каком она состоянии.
Марина поднялась по шаткой лестнице на площадку.
– Кто маму спас?
Парень растерялся и смутился одновременно.
– Мы с Петькой. Это же наша работа.
– Спасибо, – Марина крепко обняла его, на несколько секунд прижавшись всем телом.
Спасатель оторопел, даже не обратил внимания, что от влажной одежды Марины тоже промок, заполучив неэстетичное пятно на шортах. Алик обитал на этой вышке уже третье лето, с тех пор, как начал учиться в институте. Самого Счастливчика никогда не видел, но знал о нём от напарников, как о некой легенде. С его дочкой познакомился спустя неделю работы спасателем, поначалу думал, что она тоже часть местного фольклора. Марина никого к себе не подпускала, всегда была сама по себе. Большинство местных в ней и девушку-то не видели, скорее, олицетворение морской стихии, нечто недосягаемое и недоступное. И это «божество» сейчас так просто и искренне обняло его за шею.
«Афалину» Марина вывела на море уже через несколько дней. Сначала пришлось свозить её в мастерскую, чтоб оценили состояние катера, если нужно отремонтировали и подкрасили. Глобальных переделок не потребовалось, «Афалину» вернули быстро, готовую к первой за два года прогулке.