– Это твой лучший Зая, не будь дурой, не упусти его.
Алсу раздраженно фыркнула.
– Можно подумать, «не упусти», это пусть он меня не упустит.
Марина выкатила из гаража две банки краски, приготовила кисти.
– Он тебя любит.
Алсу закатила глаза.
– Толку-то от любви? Вон у тебя была такая, что между вами с Илюхой штормило, и чем это всё закончилось?
Марина не ответила. Никак у неё не получалось вспоминать Илью легко и беззаботно, только с трудом сдерживая слёзы от тоски и боли. Горло тут же сковало спазмом.
На порог вышел Даниил, оценил ошкуренные перекладины качели, готовые к покраске.
– Сейчас всё сделаем, вернём вашему участку конкурентоспособный вид.
Он взял кисть и отогнал Алсу в сторону.
– Радость моя, пойти погуляй у моря. Не нужно дышать краской.
Марина не выдержала и громко хмыкнула.
– А мне значит можно дышать краской?
– О тебе пусть твой мужчина заботится.
Даниил изо всех сил старался воспылать к Марине хотя бы неприязнью, раз уж ненавистью не получилось. В общих чертах он знал историю Алексея, и заочно недолюбливал вертихвостку, отвергнувшую его замечательного друга. Но познакомившись с ней, неожиданно восхитился и проникся симпатией. И теперь разрывался между желанием наказать её холодной резкостью или дружески подшутить. Алсу ушла на пляж, оставив их с краской и ржавыми качелями.
Марина включила радио на подоконнике кухни и принялась возить кисточкой, посматривая на старательного Даниила. Поймав один из её пристальных взглядов, он подмигнул:
– Не обижу я твою сестру, чего ты на меня так смотришь?
– Знаю, что не обидишь. Хотелось бы, чтоб она тоже это понимала.
Даниил отложил, кисть, опёрся ладонью о колено.
– Я её люблю. Вот такую бестолковую, полную непонятных комплексов и заморочек. Голова у неё дурная, но сердце доброе.
Марина макнула кисть в краску, мазнула пару раз.
– То, что ты смог второй раз её заполучить, о многом говорит. Никогда раньше она не возвращалась к Заям.
Даниил изумлённо приподнял брови.
– Заям? – Он встал, растёр занемевшую спину. – Она ведь сама пришла.
Теперь наступила очередь Марины удивляться.
– Она пришла?
Он кивнул.
– Как же я хочу, чтоб это был ты, – искренне сказала Марина. – Не хочу видеть рядом с ней других мужчин.
Даниил отвернулся, не хотел, чтобы Марина заметила его внезапно увлажнившиеся глаза. В Алсу его всегда поражала прямота и какая-то безыскусность. Несмотря на одержимость собственной внешностью, она умудрилась сохранить качества, которые он больше всего ценил в людях: доброту и умение сопереживать. Пообщавшись с Мариной несколько дней, он понял причину многолетней преданной любви друга: такая прямолинейная искренность и одновременно загадочность редко встречалась в людях.
В Италию они отправились через два дня. Даниил успел отремонтировать во дворе стол, поправил покосившееся крыльцо веранды и почистил пруд. Черепахи выросли, по-хозяйски расхаживали по двору, забредали в заросли палисадника и подкрадывались в летнем душе. Рассчитывать на их медлительность мог только тот, кто никогда не видел, как они бегают, а при этом ещё и шипят, как змеи. Натуральные хищники.
С каждым днём ощущение запущенности отступало, возвращая участку прежний вид. Осталось разобраться с палисадником и привести в порядок «скворечник». Инна не говорила, ожидаются ли гости на последние дни августа, но Марина подозревала, что никто не позарится на запущенный домик со сломанным кондиционером. Пока она не решилась переступить порог комнаты, в которой когда-то вместе с братом жил Илья, голубые со звёздами обои напоминали тот март, когда всё пошло наперекосяк.
Получив однажды от Марины знак внимания, спасатель решил действовать, несколько дней многозначительно смотрел и широко улыбался, ещё два дня одаривал комплиментами, надеясь пробудить интерес. С Аликом охотно флиртовали другие девушки, попадая под гипноз его жгучих глаз, но не Марина. Она снова погрузилась в себя и его распушённые перья не замечала. Напарник подшучивал над ним, напоминая, что дочка Счастливчика старше на три года, Алик же отнекивался, настаивал, что это самая замечательная разница в возрасте. Марина всегда была приветлива, но на заигрывания не откликалась, словно не видела их, умудрялась оставаться далёкой, стоя в одном шаге.
Татьяна сидела, закутавшись в плед, хотя термометр показывал двадцать пять градусов. Теперь она постоянно мёрзла. Лёгкие сарафаны, окутывающие её фигуру подобно пене, канули в прошлое, она не расставалась с широкой вязанной кофтой, её волосы потеряли блеск, расцветившись сединой, взгляд потух. От песчаной принцессы осталась только тень. Морщинки вокруг глаз углубились, около рта появились новые, скорбные.
Марина протянула чашку, на треть заполненную чаем на вишневых веточках.
– Осторожно, горячий.
Татьяна вздрогнула, покидая уютный мир грёз, присмотрелась к стоящей напротив девушке. Она смутно напоминала её маленькую русалочку.
– Я не хочу чай.
– Мам, ты ничего сегодня не ела. Хотя бы чай выпей.
Татьяна нехотя взяла чашку двумя ладонями. Руки дрожали.