Анасейма

Утром Марина встала рано, не ограничилась купальником, натянула лёгкий сарафан. Маму не будила, тихо выбралась из дома в гараж, нашла секатор и замерла перед запущенным палисадником в полной растерянности. Срезала четыре розы и продвинулась дальше, вдоль забора. Календула проглядывала сквозь буйно разросшуюся лебеду оранжевыми огоньками. Гладиолусы вытянулись вверх, словно утопающие, выпростав яркие цветы в надежде, что кто-то заметит их и спасёт из моря расплодившегося осота. Только георгины равнодушно покачивали шаровидными головами, выше всего этого волнения сорной травы. Между их стеблей пауки натянули серебристую паутину и жирели, растопырив полосатые лапки. Любимые розы Татьяны задушил вьюнок, использовав прочные стебли, как опору.

Откинув волосы за спину, Марина срезала ещё парочку цветов и пересчитала: восемь. Что ж, пусть будет восемь. У свежеокрашенных качелей она приостановилась, взяла шляпу и привычным движением нахлобучила на макушку. Как же она соскучилась по своей коллекции шляп, на любой день и под любое настроение. В Москве её привычка к плетённым головным уборам выглядела, мягко говоря, странной, пришлось с ней на время расстаться. Вспомнив долгую зиму, она вздрогнула. Как она только прожила эти два года без шёпота волн и солёного терпкого воздуха? Словно и не дышала всё это время.

У калитки Марина оглянулась, оглядела двор: беседка преобразилась, неухоженным выглядел только полисадник. Она им займётся, только съездит в гости. Давно нужно было это сделать. В соседнем доме скрипнула дверь. Фёдор потянулся, почесал живот, глубоко вдохнул и тут заметил Марину. С тех пор как приехала, она ни разу с ним не поздоровалась, а ведь он пытался быть хорошим соседом и похоронить все прошлые обиды.

– Я слышал, ты насовсем вернулась?

Марина не ответила, притворила калитку и медленно побрела по улице.

Фёдор пересёк двор и навис над забором как раз в тот момент, когда Марина поравнялась с воротами его участка.

– А вот это не вежливо! Бок о бок всю жизнь живём, а ты нос задираешь. Можно подумать, столичная штучка!

Марина резко остановилась. Вонзила прозрачные колючие глаза в соседа.

– Дух моря тебя проклял. А знаешь, кто попросил? Я. Лучше не трогай меня, и маму не трогай.

Фёдор отклонился, испугавшись мрачной агрессии в её взгляде. Он всегда подозревал, что средняя дочка Юдиных сумасшедшая. А сейчас в этом убедился окончательно. Взгляд у неё был не человеческий. Будто само море смотрело на него.

С тех пор, как Марина вернулась в Штормовое, она не приходила на могилу отца, хотя Инна стыдила за это несколько раз, требовала покрасить скамейку и поменять искусственные цветы в вазе. Марина намеренно откладывала поход на кладбище, она и раньше, до отъезда в Москву, редко сюда приходила, а теперь и вовсе не могла заставить себя посетить могилу. Здесь не было Счастливчика. Он ощущался в морском бризе, в урчании «Афалины», в запахе глицинии, но не здесь.

Серый гранитный памятник наполовину скрылся за кустом ленкоранской акации, фото терялось в розовых, наполовину распустившихся кистях. Акация готовилась к повторному цветению. Точно такой же куст, посаженный у веранды, цвел один раз в год в мае, а вот на могиле Счастливчика дважды: в апреле и в сентябре. Убрав вездесущий осот и поменяв в кованой вазе цветы, Марина присела на скамейку, погрузилась в размышления: знал ли папа правду об Алсу? Или ему достаточно было намёка на неверность жены, чтоб кинуться в бушующее море? Он не просто любил, он боготворил маму, скорее всего, не смог бы жить с разбитым сердцем. А вот она живёт и, кажется, свыклась с пустотой в груди.

Проходя мимо двора Фёдора, Марина приостановилась, нащупала в кармане рапану и бросила через ворота. Раковина глухо приземлилась где-то в палисаднике, среди сотни заброшенных туда ракушек. Двор пустовал, постояльцы соседа недавно уехали. Посёлок провожал летних гостей, приближался сентябрь, в этом году на удивление прохладный и ветреный.

Неприятный запах первой заметила Инна, приехавшая с дочкой и няней навестить маму. Войдя во двор, она принюхалась и тут же скривилась.

– Что за вонь? Опять из канала тащит гнилой тиной.

Марина отвлеклась от нанизывания ракушек на леску.

– Не так уж и воняет.

Настя провела Иру в дом, у двери оглянулась.

– Воняет. Вы тут уже принюхались.

Марина не спорила, последнее время она стала рассеянной, всё больше напоминала загадочную Татьяну. Но на следующий день даже невнимательность не смогла перекрыть усилившийся за ночь жуткий запах. Чуть сладковатый, жутко привязчивый. Как ни странно, он вызывал не тошноту, а нервное напряжение и желание бежать без оглядки. Даже протухшие рапаны пахли приятнее. Марина на всякий случай обошла двор, заглянула в гараж, пересчитала в пруду черепах. Татьяна наблюдала за её хаотичными перемещениями, сидя на качелях.

– Что ты ищешь?

Марина остановилась, глядя на окна соседнего дома.

– Фёдора давно видела?

Татьяна задумалась.

– С тех пор как его гости уехали, он не показывался.

Марина быстро подсчитала.

– Это было четыре дня назад.