Анасейма

Она приблизилась к забору, разделяющему участки, привстав на носочки, попыталась заглянуть в окно на первом этаже. Дом выглядел пустым и застывшим, как декорация.

– Мам, я сейчас.

Марина вышла на улицу и толкнула незапертую калитку, прошла по дорожке, зажатой между квадратами стриженного сочного газона, поднялась по ступенькам, неосознанно замедляясь на каждом шагу, открыла дверь. Ещё во дворе Марина догадалась, что увидит, но оказалась не готова не столько к зрелищу, сколько к запаху. Он выплеснулся наружу удушливой волной, сбивающей с ног, будоражащей нервные окончания, словно в мозгу загорелась красная лампочка с призывом: «Беги!»

Марина не убежала, наоборот, застыла, пригвождённая к полу. Фёдор сидел на диване, прямо напротив входной двери, откинув голову на спинку. Выглядел расслабленным, но со спящим человеком его точно никто бы не перепутал. Несколько секунд она бездумно таращилась на труп, потом резко развернулась и ринулась на улицу. Остановившись на середине дороги, упёрла ладони в согнутые колени, дышала тяжело, рывками, пытаясь унять сердцебиение и побороть тошноту. Справившись с дурнотой, она вернулась домой и позвонила в полицию, скорая уже точно ничем не могла помочь Фёдору.

Два дня на соседнем участке не прекращались движение и суета. Близких родственников у Фёдора не нашлось, объявились какие-то дальние и безразличные ко всему, кроме добротного наследства. Они похоронили его быстро, зарыли, словно собаку, без прощаний и церемоний. От одного из суматошных родственников, Марина узнала, что причиной смерти стал инфаркт.

Запах выветрился только спустя неделю, когда сентябрь захватил Штормовое, сразу же обозначив себя как начало осени. Принялась шалить привычная для юга переменчивая погода. Утром набегали облака, в обед солнце вполне подходило для нежного загара, а ночью мог зарядить дождь. Некоторые курортники намеренно приезжали именно в сентябре, желая застать бархатный сезон. Марина всё так же выводила «Афалину», но пассажиров с каждым днём становилось меньше.

Покрывало лежало на кровати ровно, без единой складочки, подушка топорщилась острыми уголками, правда, не выглядела мягкой, скорее, вырезанной из камня. Пришлось купить новые шторы, старый тюль расползся, едва она его потянула, чтобы снять с окна. На столике в вазе топорщился кермек степной, уже превратившийся в сухоцвет и чуть побледневший. За неприхотливость и даже некоторую утончённость, несмотря на совершенно плебейское происхождение, фиолетовый кермек был избран главным наполнением для ваз. Починенный кондиционер натужно пыхтел, охлаждая помещение. Марина оглядела комнату ещё раз, убедилась, что она готова к встрече с постояльцем.

Инна предупредила, что ожидается только один гость, Марина не стала вымывать все комнаты. Привела в порядок самую большую спальню с видом на море и кухню на первом этаже.

Марина заглянула в ванную, развесила свежие полотенца. Заметив на зеркале пятнышко, остановилась, принялась оттирать уголком футболки. Внизу хлопнула дверь, послышался приглушённый и явно радостный голос Инны и ещё один, неразличимый, но явно мужской. Видимо, приехал гость. За весь сезон первый постоялец. Если бы решала Марина, то вообще бы в этом году никого не брала, дом и двор требовали не косметического ремонта. Не мешало бы переклеить обои в «скворечнике», эти голубые со звёздами почти девять лет назад выбрал Илья. Они сильно выгорели и потёрлись вдоль кровати.

Марина вышла из ванной, заранее натянув на лицо приветливую улыбку. Развернулась и остолбенела. Перед ней стоял Илья. Он почти не изменился, но мелкие детали, вроде шрама на скуле и короткой светлой щетины, доказывали, что пять лет он просуществовал не в вакууме и не только в воспоминаниях Марины. Он сделал шаг в комнату, и сразу стало понятно: всё это время он не переставал расти. В последний раз, когда они виделись, Марина доставала ему до носа, а сейчас – едва до подбородка. Волосы были подстрижены коротко, исчезли волнистые пряди, которые выгорали на солнце в первые же дни, превращая Илью практически в блондина. Такой же гибкий и стройный, он не обзавёлся ни животом, ни ещё каким-нибудь атрибутом успешного человека. Марина опустила взгляд на пальцы, держащие ручку чемодана. А вот руки изменились. Видимо, работа в кузнице потребовала большой нагрузки, вены на оголённых предплечьях заметно вздулись, кожа загрубела. Глаза остались такими же непроглядно синими, хотя сам взгляд стал твёрже.

Илья тоже рассматривал Марину, так же пристально, но без удивления, он знал, что встретит её. Надеялся. Когда он позвонил, чтоб забронировать «скворечник», Инна ни разу не упомянула сестру, но именно эту встречу он ждал. Ждал и боялся. Пять лет он довольствовался крохами информации, что вылавливал из телефонных бесед с Инной. Пять лет он делал вид, что Марины не существует, но умудрялся засыпать каждую ночь, видя именно её лицо. На грани сна и яви он снова чувствовал запах моря, ощущал влажный ветер на коже, и видел Анасейму, стоящую на пирсе в разгар шторма.