Анасейма

Марина почувствовала укол жалости: какие тонкие пальцы, почти прозрачные. Нужно было вернуться намного раньше. Мама таяла с каждым днём, а Инна не посчитала нужным об этом рассказать. Всё время отвечала: «у нас всё нормально». Где же тут нормально? По всей видимости, Татьяна планировала последовать примеру русалочки Андерсена и однажды на рассвете растаять морской пеной.

Даже сейчас, потеряв былую красоту, мама вызывала восхищение своей нездешностью, казалось, никакая человеческая грязь не может к ней прилипнуть, она выше этого. Намёки окружающих, что Татьяне всё слишком легко даётся, откровенно оскорбительное замечание Падловны, что её мама зачастила к директору, и это не связанно с оценками дочерей, пристальные многозначительные взгляды её тренера – всё это проходило мимо глаз и ушей Марины. Если она кому-то верила, то всей душой, если кого-то любила, то всем сердцем. Оттого падение светлого образа матери с пьедестала оказалось настолько болезненным.

Марина положила на стол гитару, найденную в гараже, и потянулась за пустой чашкой. Повернула тугой краник и налила кипяток из самовара. Сегодня она впервые сама его набила щепками, и сама разожгла. Татьяна только наблюдала отсутствующим воспалённым взглядом. Марина отпила чай и пригляделась к затихшей маме, по её щеке сбежала слеза, вслед за первой – ещё одна, затем ещё. Они текли, не переставая, и капали прямо в кружку. Несколько минут назад она вспомнила, что Счастливчик не вернётся.

Марина поставила чашку прямо на землю, обняла маму. Она боялась этого и ожидала, только в этот раз истерика оказалась беззвучной, оттого еще более болезненной и жуткой.

Татьяна отстранилась, проведя ладонью по щеке Марины, заметила тень прошедших лет на лице повзрослевшей дочери.

– Он не придёт, да?

Марина покачала головой.

– Нет.

– Это моя вина. – Она отклонилась на спинку, перевела взгляд на забор, разделяющий их двор с соседним участком. – Я догадываюсь, что сказал ему Фёдор.

– Мам, это была трагичная случайность. Папа никогда бы не сделал этого.

Татьяна сощурилась.

– Из-за Алсу.

Марина невольно придвинулась.

– Причём тут Алсу?

– Она дочь Фёдора.

Несколько минут Марина сидела абсолютно неподвижно, свыкаясь с услышанной новостью.

– Она знает? А Фёдор?

Татьяна накинула сползший плед.

– Я надеялась, что никто не узнает. В то лето я сначала познакомилась с Федей и влюбилась. Такая дура была. Сделала глупость. А потом встретила Сашу и поняла, какая она, настоящая любовь. Она такая… волшебного происхождения. Ты знаешь какая, ты её встретила, – она приостановилась, перевела дыхание и продолжила нарочно сухо: – Я вышла замуж, скрыв беременность. Все решили, что Алсу просто родилась немного раньше срока. Только Федя догадывался. Точно не знал, да и сейчас не знает. Но даже этой догадки было достаточно, чтобы Саша пришёл в ярость.

– Так может, ты сама ошибаешься? Она и правда могла родиться раньше.

– Нет, не ошибаюсь, – категорично заявила она. – Федя часто угрожал, что расскажет всё Саше. Ничего на свете я так сильно не боялась, как этой убийственной правды.

Марина взволнованно взъерошила волосы и, страшась собственной прямолинейной грубости, а ещё больше – ответа, спросила:

– Мам, а мой тренер по гимнастике и директор? С ними у тебя что-то было?

Татьяна выдержала прямой взгляд дочери.

– Нет. Я видела, что нравлюсь им, и это помогало улаживать ваши школьные проблемы. Единственный мой дар – это красота, я ей и пользовалась, расплачиваясь за услуги смутными посулами и размытыми обещаниями. Но никогда и ничего у меня с ними не было. Поверь, мне хватало не проходящего страха, что Фёдор откроет мою тайну.

Марина наклонилась, занавесившись распущенными волосами, резко вскинула голову.

– Не кори себя. Папа не знал ничего. – Она вспомнила беседу с Дуги на пирсе, но решила идти до конца. Вина вплелась в горе и убивала маму, стирая память. – Это действительно трагическая случайность. Море не прощает легкомысленного отношения. Он был пьян и полез купаться в шторм.

Татьяна протяжно вздохнула, набрела взглядом на гитару.

– Как мне не хватает Сашиных песен.

Марина потянулась к инструменту.

– Хочешь, сыграю?

– А ты разве умеешь? – удивилась Татьяна.

– Не так хорошо, как папа. Дуги научил, но практики не хватает, я давно не играла.

Татьяна отвернулась к забору всего на секунду, но когда она снова посмотрела на Марину, из её глаз исчезла тоска, взгляд снова стал рассеянным и расфокусированным.

– Дуги?

Марина до боли стиснула зубы. Мама снова выпала из реальности в спасительный мир грёз.