Анасейма

Алсу проспала до самого вечера, ночью тихо всхлипывала в подушку, но её плач никого не удивил, в этом доме последнее время он стал привычным звуком. Марина перебралась на кровать сестры и обняла её. Так и заснула рядом, гладя по волосам и шепча слова утешения, в которые сама не очень-то верила.

Утром стекло в комнате едва не раскололось от вспышки молнии. Громовой раскат прокатился по небу, сотрясая стены, как оружейная канонада. Марина приподнялась, освобождая руку из-под головы Алсу, оглядела честь неба, видневшуюся в окне. Тучи клубились, наползали друг на друга, словно в убыстрённой съёмке, хищно подмигивали молнией. Начинался шторм, такой же неистовый и сумасшедший, как тот, что забрал Счастливчика.

Марина откинула лёгкое покрывало и выбралась из постели. Большая стрелка на часах сдвинулась к пяти, дом ещё спал, поскрипывал от ветра, готовясь принять зарождающуюся бурю. Марина надела голубой сарафан, спустилась на первый этаж. Пригладила распущенные волосы руками и умылась, шляпу надевать не стала. Осторожно пересекла двор, боясь потревожить сон жителей «скворечника», а в особенности одного из них: беспокойного и синеглазого. Она успела дойти до дюн, когда на голое плечо упала первая капля, большая и тяжелая, как виноградина. Над домиком спасателей реял чёрный флаг, но Марина и не планировала купаться, направилась к пирсу. Прошлась по деревянному настилу, ощущая босыми ногами вибрацию досок. Море рычало, плевалось брызгами, ветер налетал порывами и остервенело трепал волосы, закидывая подол короткого сарафана чуть ли не до талии. Вдалеке небо слилось с морем, соединившись пока ещё едва различимой воронкой смерча.

Марина замерла на краю пирса, пальцами обхватила канатное заграждение. Смерч приближался, со стороны заповедника показался ещё один, чуть больше и острее. Он пока ещё не коснулся своим краем воды, нависал острым конусом, будто дразня, обещая уколоть. Море бесновалось, волны разбивались об опоры с шипением и воем, одежда промокла за считанные секунды, хотя дождь так и не показался, тучи изредка выплёвывали капли, будто и не планировали породить полноценный ливень.

Илья увидел Марину в окно, когда она уже достигла рощицы серебристых лохов. Решил, что ему показалось. На какое-то время силуэт скрылся за дюнами, и показался снова, уже ближе к пляжу. Теперь он уже не сомневался, что это его Анасейма. В груди похолодело, стянулось в узел.

Он схватил джинсы, и на ходу принялся их натягивать. Одну ногу продел в брючину, стоя на ступеньках, другую – прыгая по двору. Уже на бегу застегнул молнию. Илья летел, будто не касаясь песка, боялся опоздать, даже разбушевавшуюся погоду отметил только краем сознания, сосредоточился на силуэте в голубом сарафане. Когда он ступил на пирс, второй смерч уже приближался к первому, намериваясь познакомиться поближе и слиться с ним воедино. Доски под ногами потряхивало от бьющихся волн, казалась, пирс просто выскользнет, оторвётся от берега и уплывёт в морскую даль, навстречу воронке. Он приблизился к Марине медленно, боясь спугнуть. Замер на расстоянии вытянутой руки.

– Анасейма, нет! Не вздумай.

Марина чуть отступила от края, только потом повернулась. Её мокрое лицо исказилось от муки, но слёз не было, в сухих воспаленных глазах плескалась боль. Она смотрела на Илью, будто не видела, мелкие точки зрачков терялись в прозрачной синеве глаз. Он сделал шаг вперёд и рывком притянул к себе Марину. В этот раз она не стала вырываться, на секунду застыла и тут же поникла, вжимаясь лицом в его шею. Он чувствовал, как вздрагивали её плечи, как мокрые ресницы скользили по коже, но сам плач заглушала сумасшедшая стихия. Молния осветила небо, высвечивая плотную черноту воронки, волны казались мутными, грязными. В который раз Илья заметил, что море поддерживает настроение Марины, подстраивается под него.

Такая же буря клокотала в ней. Со дня смерти Счастливчика она впервые расплакалась, по щекам текла не только морская вода, но и слёзы. Она хваталась за Илью, как утопающий за круг, скользила руками по обнажённой спине, пытаясь проникнуть под его кожу, быть ещё ближе, чем сейчас. Этот плач раздирал его на части, рвал душу, как шторм море. Илья понял, что и сам, кажется, плачет или это небо, наконец, разродилось дождём.

Сквозь всхлипы он услышал её шепот.

– Я его больше не увижу. Его нет.

Илья не знал, что говорить в таких случаях, молча стоял, прижимая к себе, впитывая боль, надеясь забрать хотя бы её часть.

– Дим, у вас с Алсу что-то было? – Илья отошёл от перил на смотровой площадке, всмотрелся в лицо брата.

Тот нарочно медлил с ответом, только расправившись с мороженым, сказал:

– Какая разница? Ну, было. А у кого с ней не было?

Илья нахмурился.

– Не трогай её. Она отца потеряла и справляется, как может. Хреново, честно говоря, справляется.

Дима встал, теперь он занял место у перил.