– Да у нас было-то всего один раз, в беседке, непонятное что-то. Быстро и сумбурно, как у кроликов, да ещё и оказалось, что сосед нас, если и не видел, то слышал точно. Вышел, смотрю, он за забором стоит, таращится и гаденько так улыбается. А у тебя с Маринкой?
Илья снова отвернулся к морю. А ведь именно здесь Анасейма стояла два года назад, когда попала в объектив пляжного фотографа. Его как магнитом притянуло к этой площадке, а он и не обратил внимания, не прислушался к подсознанию.
– Того, о чём ты думаешь, у нас не было, – наконец выдал он. – Ей вообще-то шестнадцать.
– И что? Ты ждать что ли собрался? – Увидев, что брат даже не усмехнулся, Дима изумлённо приподнял брови. – Два года? Илюха, ты с дуба рухнул? Тебе-то двадцать будет. Ты собрался остаться девственником, пока Маринка не подрастёт?
Илья заметно смутился. С Димой они никогда не были настолько близки, чтобы обсуждать личную жизнь друг друга. Он завёл этот разговор только из-за Алсу.
– Давно ли ты сам спишь с девушками? Тоже мне секс-гигант.
– А как же укусы и царапины? – Дима ухмыльнулся. – Не надейся, что никто не заметил, мама аж побелела. Ей Маринка не нравится.
Илья обернулся.
– А тебе?
Дима долго раздумывал, смотрел на море.
– Честно говоря, очень. – Увидев, как сузились глаза Ильи, хлопнул по плечу. – Ты чего напрягся? Я не идиот, вижу, что у вас что-то происходит, вмешиваться не буду.
– А как же Алсу? Зачем тогда с ней всё это было?
Дима удивлённо округлил глаза:
– Да, что было-то? Илюха, ты меня иногда поражаешь! Курортный роман, как тебе ещё объяснить? Разве можно серьёзно строить отношения с такой девушкой? Это для развлечения.
– Дим, я тебя очень прошу, развлекайся с кем-нибудь другим.
– Какая уже разница? Послезавтра уезжаем.
Когда они вернулись из Анапы, солнце уже обагрилось и клевало горизонт. Илья хотел пойти на пляж, чтобы найти Марину, но стоило ему коснуться калитки, как в гараже что-то громыхнуло. Он прислушался: звук повторился. За этот месяц двери гаража ни разу не открывались, словно на них лежало заклятие, и все Юдины одновременно забыли слова, которыми можно вскрыть это заколдованное место. Кто же там хозяйничал? Не раздумывая, он пересёк двор и заглянул за приоткрытую створку.
У токарного станка стояла Марина.
– Привет. Чем ты тут гремишь?
Марина оглянулась.
– Молотком.
Илья приблизился почти вплотную, наклонился над её плечом, касаясь щекой виска.
– Что делаешь?
– Богов делаю.
На станке стояло ведро с крупными ракушками, часть раскрошенных лежала в стороне. Марина пыталась продырявить плоские раковины с помощью гвоздя и молотка. Ракушки ожидаемо раскалывались.
– Вселенский обман о происхождении куриных богов раскрыт.
Она откинула прядь волос, слегка повернулась и указала пальцем на ракушку, виднеющуюся в распахнутом вороте рубашки на груди Ильи.
– Твой настоящий.
Он мягко тронул её за плечо.
– Тебе помочь?
Марина сдвинулась в сторону, предлагая стать рядом.
– Папа это сверлом делал. Но я не нашла дрель.
Илья оглядел стену перед станком, развернулся и осмотрел помещение. Его взгляд сразу же наткнулся на силуэт «Афалины» под брезентом. Понятно, почему в гараж никто не заходил: тут каждый предмет напоминал о Счастливчике, и тоска о нём ощущалась гораздо сильнее, чем на кладбище. Каждая вещь хранила частичку его души, словно он вышел всего на секунду и сейчас вернётся за оставленными плоскогубцами или удочками.
– Где ты сегодня была? Я видел, ты ещё утром уехала.
– В дельфинарии, – нехотя призналась Марина, продолжая перебирать ракушки в ведре.
– Решила вернуться к тренировкам?
– Хочу попробовать, – она развернулась и упёрлась бёдрами в край станка. Уставившись на тушу катера, укутанную в плотный материал, судорожно выдохнула.
– Как же мне его не хватает.
Илья бросил короткий взгляд на профиль Марины, не глядя нащупал её руку и накрыл своей ладонью. После бури на берегу она словно оттаяла, уже несколько раз упоминала в разговоре Счастливчика, два раза Илья видел её плачущей, но теперь эти слёзы были другими, словно она наконец выпустила боль, разъедавшую её изнутри.
– Он был непростым человеком.
Марина хмыкнула, догадавшись, что Илья вспомнил сцену наказания ремнём.
– Порой мне казалось, я его ненавижу. Странно, да? Как можно ненавидеть собственного отца? А иногда мне казалось, что я люблю его больше всех на свете, больше моря.
– Он тебя тоже любил больше всех.
– Неправда, Инка была его любимицей.
Илья пожал плечами.
– Меня всегда удивляло, что все так считали. Он и правда её баловал, но с тобой у него были другие отношения. У тебя тоже в венах не кровь, а морская вода.
Марина склонила голову, коснулась макушкой плеча Ильи.
– Знаешь, что самое ужасное? Что жизнь продолжается, будто ничего и не произошло. Солнце встаёт, люди веселятся, Инна продолжает вспенивать вокруг себя деловитую суету, будто папа был какой-то незначительной деталью, не повлиявшей на её существование. А я себя чувствую, как эта брошенная «Афалина».
Илья переплёл свои пальцы с пальцами Марины.