Анастасия, боярыня Воеводина

Так, за разговорами даже не заметили остановку для смены лошадей. Ехали довольно быстро. К вечеру остановились на ночевку в Можайске. Молебен благодарственный отслужили. Михаил совсем оправился. Местный воевода показал гостям, как обороняли Можайск от войск Владислава. Вечером ужин праздничный накрыли, благо день был не постный. Впрочем, Филарет задерживаться не стал, быстро ушел в отведенные ему покои, отдыхать Симеона отпустил побыть с братом. Михаил наелся, почувствовал себя совсем хорошо. И тоже решил идти отдыхать. Оказалось, его поселили в одних покоях с Филаретом, вместе с братом. На выходе из зала к нему подошел Шереметьев, спросил о самочувствии. Извинился, что не подошел там, в месте обмена, но поляки что-то забегали, он принимал меры на случай нападения. Михаил заверил, что у него уже все хорошо, завтра верхом поедет. Но наутро Филарет приказал снова сесть рядом с ним, разговор затеял. Все о Мише выспрашивал. Все-таки 8 с лишним лет не виделся. Михаил выехал из Москвы, не терпелось увидеть отца. Обе процессии встретились около моста через речушку Пресню, встреча была трогательная. Отец и сын обменялись земными поклонами, потом обнялись. Миша прослезился. Потом вместе, в царском возке поехали в Москву. Звонили колокола, встречая возвращенного России патриарха. Михаил простился с братом, тому надо было быть рядом с патроном. Обещал приехать, повидаться с родителями, как только сможет. Миша приметил отца в сопровождении братьев и подъехал к семье.

— Опять выкладывался, Мишка? Обещал же беречься! — недовольно заметил отец

— Берегся, как мог.

— Вижу, как мог. Зеленый весь!

— Поляки плохое задумывали. Яд медленный Филарету за обедом дать. Надо было срочно его оттуда вытаскивать.

— Значит, вытащил. Хорошо, сейчас домой поезжай. Пусть Анна посмотрит, не навредил ли себе. Я так понимаю, Филарет знает, кто его вытянул. Так что претензий не будет.

— Хорошо, отец, поеду. — Михаил развернул коня к дому. Все равно, сейчас будут родственные встречи. Мише не до друзей будет.

На подворье Муромских отдал коня подбежавшим холопам, сам прошел во флигель, где жил, когда болен был. Испугал его отец, что выглядит еще плохо. Вчера с Симеоном допоздна проговорили, спал мало, поэтому, видимо, и зеленый. Надо выспаться, что бы Анну не пугать. Кровать в горнице застеленная стояла, он разделся, лег и сразу заснул. Проснулся от прикосновения к волосам. Сквозь сон услышал:

— Миша, лад мой, когда же ты научишься себя жалеть, не сжигать усилиями непосильными! Мы же с тобой, как муж с женой только и прожили, что прошлую зиму, да и то, половину ты болен был. И теперь, опять не бережешься. Изведешь себя, доконает тебя болячка легочная, а у тебя двое сыновей, кто их растить будет? Мальчишкам мужская рука нужна, а не бабья юбка!

— Это смотря какая юбка, твоя так нормально подойдет, глупостям не научишь и неженками не вырастишь!

И тут получил подзатыльник, увесистый такой. Ручка у жены было крепкая.

— Это что ты сказать хочешь? Значит, беречься не будешь, мальчишек на меня бросишь?! Зачем тебе это все, Миша? Неужели все еще мало сделал? Ты вспомни, Лебедянь отстоял, планы Заруцкого разрушил. Пол-Европы проехал, болячку смертельную зацепил. Потом Литва, потом король шведский, с Пскова осаду, считай, в одиночку снял. Потом мир Столбовский, потом Михайлов, опять болячке волю дал, потом обмен этот. Силу истратил почти под ноль, а ведь она хворь твою сдерживает. Нет, я понимаю, время сейчас такое, но нельзя же так себе жилы рвать. Живут же люди другие, тихо, спокойно, детей растят. Давай и мы хоть пяток годочков спокойно проживем. Вон, имение Воеводиных отстроили, надо освятить и въезжать, не все же твоих родителей стеснять будем! И мне хочется своим домом пожить. Нет, с твоей семьей мы дружно живем, меня хорошо принимают, но каждой бабе хочется свой угол иметь, в своем доме полной хозяйкой пожить!

— Что же, я не против. Давай попробуем. Пока торжества по поводу интронизации Филарета не начались, пригласим клир, освятим усадьбу, переедем. А если опять куда с поручением пошлют, откажусь, возьму и священником заделаюсь! Латынь знаю, греческий опять же, церковь на свои деньги выстроим, вон, хоть в Устюжине, хоть в Рыбежке, и будем жить — я поп, ты попадья. Всего-то забот, что службы отправлять!

— Смеешься! Какой из тебя поп!

— А что? Жизнь размеренная, усилий много не требует, да еще народу для большей веры чудеса являть буду, что бы чародейство не позабыть!

— Да ну тебя, Мишка! Я не то в виду имела. И в Устюжине тебе жить вредно. Холодно и сыро. Кругом болота ржавые!

— Аня, знаешь, в башкирии одна шаманка старая рассказала мне причту. Послушай: