Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых

Однако все это так и осталось неизвестным широкой публике, которая знала только о том, что существует молодая женщина, слабая, напуганная, на грани нервного срыва, этой женщине приходится защищать себя и право на собственную личность. Она приковывала к себе внимание, очаровывая голубыми глазами и выразительным лицом, служившим для ее сторонников олицетворением недавнего трагического прошлого России. В ней было нечто хрупкое, почти ощутимое олицетворение боли – все это придавало правдоподобие ее вымыслам и приводило к тому, что даже самые ярые противники хотя бы временно попадали под ее очарование. Такой была женщина, которая в 1931 году вышла из дома отдыха «Четыре ветра», не привлекая к себе внимания, поднялась на борт трансатлантического лайнера и в сопровождении сиделки вернулась в Германию, чтобы вести уединенную и тихую жизнь, которую она всегда будет считать наиболее близкой к счастливой. Анастасия Чайковская, молодой и хрупкий призрак из прошлого, который обитал на страницах журналов и книг и который сумел очаровать весь мир, исчез. Его сменила Анна Андерсон, которая стремилась вести безвестную жизнь. В течение четверти века она будет оставаться в тени, к этому времени она из предполагаемой великой княжны превратится в домохозяйку средних лет, одетую без намека на элегантность и зло огрызающуюся в равной степени и на друзей, и на врагов.

По прибытии в Германию она была помещена в расположенный неподалеку от Ганновера Ильтенский психиатрический институт, и ее пребывание здесь, так же как и пребывание в доме отдыха «Четыре ветра» в Кэтонахе, было оплачено Энни Бэрр Дженнингс. Ганс Виллиге, главный психиатр клиники в Ильтене, совершенно ничего не знал о том, что женщина, носившая имя Анна Андерсон, на самом деле является знаменитостью, претендующей на то, чтобы ее признали великой княжной Анастасией. В ходе предварительного обследования пациентки, вспоминал Виллиге, она не продемонстрировала «каких-либо признаков имеющегося у нее душевного расстройства. Она скорее производила впечатление человека очень запуганного и подозрительного». Придя к такому заключению, Виллиге сказал ей, что она вправе покинуть клинику, но пациентка заявила, что она останется, «потому что здесь она чувствует себя в безопасности». Виллиге стал последним психиатром, который обследовал Андерсон, и он высказал свою точку зрения только после знакомства с историей ее болезни в различных медицинских учреждениях Берлина и историей болезни из Stillachhaus. Виллиге категорически не согласился с тем, что пациентка страдает какими-то формами потери памяти, он счел несостоятельными концепции, из которых исходили Нобель, Бонхеффер, Эйтель и Заатнов, согласно которым она просто подавляла воспоминания о неприятных событиях. После года наблюдений Виллиге пришел к выводу, что ее «способности замечать и запоминать» не пострадали от перенесенного испуга. Она «часто отказывалась сообщать нам сведения, в тех случаях, когда считала что они не устраивают ее», а в других случаях «она намеренно говорила неправду, вполне сознательно и без давления извне». Таким образом, заключая, что пациентка не является душевнобольной и «не имеет никаких признаков умственного расстройства», он счел Андерсон «эксцентричной личностью, для которой характерны страх преследования, упрямство, нездоровое своеволие, не поддающаяся контролю импульсивность, в высшей степени эгоцентричный взгляд на жизнь и затаенное высокомерие», личностью, у которой каждая из черт характера проявляет себя в составе сложных сочетаний с другими чертами {36}.

Время, которое началось после того, как Андерсон выписали из клиники в Ильтене, стало еще одним периодом скитаний и тревог в ее жизни. Она переезжала с места на место: после Ильтена на короткое время остановилась в Бад-Либенцелле, в Шварцвальде, затем гостила у родственницы барона фон Клейста фрау Шрез Штальберг, затем временно жила в какой-то семье в Эйзенахе, и наконец, Андерсон пошла на примирение, возможно, продиктованное необходимостью, с Ратлеф-Кальман. Андерсон простила Ратлеф-Кальман за изданную в 1928 году книгу, которую тогда назвала предательской. В течение некоторого времени они вместе жили в Берлине, посещая концерты и различные вечера, но в 1933 году у Ратлеф-Кальман случился приступ гнойного аппендицита, и она умерла от разрыва аппендикса {37}. Андерсон снова осталась одна, с трудом двигаясь по своей беспокойной жизни, зависящий от щедрости других. Такое положение дел будет сохраняться в течение следующих шестнадцати лет: маленькие комнаты в тесных квартирах, богато обставленные покои в замках, грязные номера в убогих частных гостиницах, богатые загородные поместья, утопающие в зелени… и ничего определенного или постоянного.