Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых

Одним из них был Фриц Шурихт, частный детектив, которого наняла Ратлеф-Кальман, чтобы провести собственное расследование по материалам, опубликованным в Berliner Nachtausgabe. Он увидел, что «все это дело в высшей степени возмутило и обозлило» Марианну, и при первой встрече она отказалась разговаривать с ним, заявляя, «что она совершенно не хочет иметь хоть что-нибудь общее с этим делом». Однако в конце концов она смягчилась. На этот раз, когда ей показали фотографии претендентки, Марианна стала настаивать на том, что та не является ее дочерью, и она также запретила Шурихту расспрашивать Гертруду, Марию-Юлиану или кого бы то ни было еще. В середине этой беседы у ворот остановился автомобиль, и в дом ворвался второй муж Марианны. Пара обменялась несколькими словами на польском языке, и после этого муж взял вилы и замахнулся ими на Шурихта. «Я пришел к заключению, – отметил Шурихт с иронией, – что далее задавать какие-либо вопросы не имело смысла, и фрау Шанцковская уверила меня, что будет лучше, если я уйду. Было видно, что ее муж был очень раздражен и озлоблен всем этим делом» {36}.

Но что же изменилось? Что послужило причиной такой резкой и неубедительной перемены? Франциска приобрела известность, уверовав в то, что она является русской великой княжной, ее сторонники оплачивали оказанные ей медицинские услуги и обеспечивали всем необходимым. Она жила в домах аристократических семейств и даже в доме инспектора полиции Берлина. В таких условиях должна ли была ее семья нести ответственность не только в вопросе опеки над ней, но и в вопросе обвинения в мошенничестве? Ложь, выдуманная Франциской, могла повлечь за собой судебное разбирательство, и Марианна, испугавшаяся признать, что одной из самых больших загадок современности является ее дочь, сделала эту ложь еще больше. Как вспоминал один из бывших друзей Франциски в Хигендорфе, «начиная с этого времени и далее Марианна стала говорить всем, что ее дочь умерла» {37}.

Судя по всему именно это Марианна велела сказать Феликсу, то есть велела отрицать, что претендентка является его сестрой, и настаивать на том, что его сестра, вероятнее всего, умерла. Когда в полдень 9 мая 1927 года Ратлеф-Кальман и ее юрист Вильгельм Фоллер встретили поезд, на котором приехал Феликс, последний сказал: «Я не думаю, что моя сестра все еще жива, потому что Франциска была очень привязана ко мне, и я уверен, она непременно написала бы мне письмо» {38}. Все трое отправились в расположенную примерно в 32 километрах к северо-западу от замка Зееон деревню Вассербург-ам-Инн, где в пивоварне Бридж была назначена встреча. Вскоре там появилась Франциска в сопровождении герцога Лейхтенбергского, его сына Дмитрия, снохи Екатерины и двух дочерей Натальи и Тамары. Они прибыли на встречу на нескольких автомобилях {39}. Как только претендентка вошла в пивную, Фоллер обратился к Феликсу Шанцковски и спросил: «Кто эта дама?»

«Это моя сестра, это Франциска», – ответил тот без всякого колебания {40}.

Как вспоминали обе дочери герцога, увидев своего брата, Франциска «пришла в сильное волнение, нижняя челюсть дрожала у нее в течение всей встречи». Как Наталья, так и Тамара, обе считали, что «сходство у этой пары было несомненным, тот же рост, тот же цвет волос, черты лица и в особенности контуры рта» {41}.

«Ну что же, пойди и поговори со своим братом!» {42} Этими словами герцог Лейхтенбергский нарушил напряженную тишину. Прославившаяся своим упрямством, претендентка послушно и кротко подчинилась приказу, ее движения и жесты только подтверждали сходство с братом. По воспоминаниям Дмитрия Лейхтенбергского, брат и сестра «вне пределов нашей слышимости» в течение нескольких минут говорили друг с другом, и то же самое подтвердила его жена Екатерина, хотя то, о чем они говорили, так и осталось неизвестным {43}.