Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых

«Напрасно, – писала Ирэна, – я обращалась к ней, используя понятный только самым близким язык нашего прошлого. Напрасно я пыталась напомнить ей наши прошлые встречи, используя прозвища и говоря о людях, которых мы обе должны были хорошо знать, но все это не произвело на нее никакого впечатления. И точно так же от нее не последовало никакого ответа, когда я побуждала ее хоть как-то показать, что она узнала меня». Наконец, «не желая пренебрегать любой возможностью», принцесса спросила: «Разве ты не узнаешь свою тетю Ирэну?» Претендентка, однако, отказалась говорить что-либо, и принцесса в конце концов уехала из Функенмюлле, вооруженная, как сказала она, «твердым убеждением, что эта неизвестная женщина не является моей племянницей. У меня больше не оставалось ни малейшего сомнения по этому поводу. В былое время мы были так близки друг другу, что достаточно было даже малейшего намека или неосознанного жеста, чтобы разбудить во мне убедительные родственные чувства» {11}.

Позднее, пытаясь оправдать такое откровенное нежелание вступать в контакт, фрау Чайковская настаивала на том, что она была оскорблена тем, что ее «тетку» ей представили под ложным именем {12}. «Я была больна, – утверждала она, – мне пришлось вставать с постели, в комнате было темно, а потом в нее вошла какая-то дама. Я узнала ее голос и стала слушать его, но я не могла узнать, что это она, потому что имя было другое. Потом, уже за столом, ее лицо показалось знакомым мне, но я не знала, я не была уверена. А затем я узнала тетю Ирэну» {13}. Но вместе с тем даже благожелательно расположенный к ней Грюнберг не высказал предположения, что претендентка узнала навестившую ее даму.

Как вспоминал Грюнберг, это свидание вызвало у Ирэны «глубокое отвращение», и она «больше не хотела иметь ничего общего со всем этим делом» {14}. Но фрау Чайковская отнюдь не намеревалась согласиться со сложившимся положением вещей. «Дорогая тетя, – писала она княгине, – возможно, вы вспомните, как вы приезжали в Функенмюлле… Конечно же я тогда узнала вас, но я была настолько огорчена тем, что вы решили предстать передо мной как некто посторонний, что в первый момент это ранило меня до глубины души… Пожалуйста, проявите милость и как можно скорее навестите меня, чтобы я могла рассказать вам все и чтобы вы могли увидеть, что я на самом деле являюсь Анастасией» {15}. Несколькими неделями позже: «Дорогая тетя Ирэна! Должна вымаливать у вас прощение за то, что я тогда в Функенмюлле не стала с вами разговаривать. Все было так неожиданно, и вас представили как незнакомую мне даму, и случилось так, что я совершенно растерялась. Я умоляю вас увезти меня куда-нибудь, в противном случае меня здесь собираются поместить в клинику для душевнобольных или в больницу, люблю, целую, ваша Анастасия» {16}.

Никакого ответа на эти письма не последовало, и в конце концов фрау Чайковская попросила Клару Пойтерт походатайствовать за нее. Маловероятно, чтобы послание, которое тогда было отправлено Пойтерт, завоевало хоть чьи-то симпатии в Хеммельмарке, поскольку свое длинное и безграмотное письмо она начала заявлением, что у нее нет желания писать «от имени Анастасии». Все, в чем нуждается претендентка, утверждала Пойтерт, так это в том, чтобы ее «тетя Ирэна» предоставила ей «какой-нибудь маленький уголок», в котором она могла бы доживать свои последние дни, «перед тем как покинуть этот мир» {17}. Это уже слишком, решили в Хеммельмарке, и через две недели секретарь принца Генриха написал баронессе фон Клейст, которая со своей стороны пыталась ходатайствовать перед Ирэной от имени претендентки, следующее письмо: «Его королевское высочество попросил меня, чтобы я поставил вас в известность о том, что после имевшей место встречи с вашей протеже, он, а также его жена, пришли к непоколебимому убеждению, что последняя не может быть ни одной из царских дочерей и, конечно же, не является великой княжной Анастасией. Что касается его самого и его супруги принцессы Ирэны, принц Генрих считает этот вопрос решенным, и он настаивает на том, чтобы вы воздержались от дальнейшей переписки или просьб, направленных к нему лично или к принцессе» {18}.