До Первой мировой войны она жила в России. Клара сама впоследствии утверждала, что служила в Москве гувернанткой, но, по другим сведениям, она также была и мелкой немецкой шпионкой, надежным источником великосветских сплетен. В любом случае, она слишком много пила, слишком много болтала и имела раздражающую привычку драться, когда люди говорили что-то, ей не нравившееся. «Вы что, думаете, я ненормальная? – спрашивала она. – Я нормальная». После того как благодаря фройляйн Унбекант она получила известность, Клара с большой гордостью демонстрировала медицинское свидетельство, где говорилось, что «она не сумасшедшая, но только с отклонениями».
Клара поступила в Дальдорф в конце 1921 года, после того как обвинила своих много вытерпевших от нее соседей в краже денег. В клинике она вела себя беспокойно, скучала и злилась. Довольно скоро она привязалась к стройной девушке, лежавшей в другом конце палаты. Фройляйн Унбекант совершенно заворожила Клару с момента ее поступления в клинику. Это была «важная персона», вспоминала она. «Все в палате это знали». Было и еще кое-что. В докладе русских монархистов от июня следующего года говорится, что Клара «впервые встретила неизвестную в Дальдорфе и лицо девушки показалось ей знакомым. Она (Клара) хотела заговорить с ней, но ее первая попытка не удалась, поскольку незнакомка отказалась отвечать. Через некоторое время Клара снова обратилась к ней со словами: «Ваше лицо мне знакомо, вы не из простых». Испуганно на нее взглянув, неизвестная прижала палец к губам, призывая ее к молчанию. Вскоре после этого она сама подошла к Кларе и подружилась с ней.
Неясно, почему фройляйн Унбекант решила, что может доверять Кларе Пойтерт. Возможно, одиночество взяло верх над опасениями. «Мы еще больше сблизились, обнаружив, что были единственно нормальными людьми среди безумных, – вспоминала Клара. – Мы беседовали и даже шутили». Возможно, фройляйн Унбекант искренне расположилась к Кларе, привлеченная ее добродушием и материнской заботой, которую Клара умела проявлять в свои благополучные дни. Возможно, что Клара, в состоянии возбуждения, много ей наговорила. Клара тоже видела в газетах фотографии царской семьи. В одном номере «Берлинер Иллюстрирте Цайтунг» была статья «Правда об убийстве царя». Под фотографией великих княжон Татьяны, Марии и Анастасии Клара прочла о слухе, пронесшемся по Сибири в 1918 году и теперь упорно державшемся в Европе: «Правда ли, что одна из царских дочерей жива?»
Клара не замедлила сделать собственный вывод. По одному из рассказов, она подбежала к постели фройляйн Унбекант, сунула ей в лицо газету и закричала во весь голос: «Я вас узнала! Вы – великая княжна Татьяна!»
«Татьяна», по этой версии, не подтвердила и не опровергла это заявление, но заплакала и закрыла лицо одеялом.
Тут всё и началось; вся палата это слышала. В конце концов фройляйн Унбекант поверила, что встреча с Кларой
Пойтерт может обернуться для нее благом. Ходили слухи, что пациентов палаты «Б» переведут в другую клинику, где-то в глуши Бранденбурга. Дальдорф внезапно перестал быть надежным убежищем. Зная, что ее болтливую соседку скоро выпишут, «и явно страдая от необходимости обращаться к ней за помощью, фройляйн Унбекант взяла дело в свои руки». «Моя бабушка живет в Дании, – рассказала она Кларе. – Есть еще и тетка в Германии». Клара услышала имя, произнесенное на французский лад: «Ирен». «Напишите ей, – сказала фройляйн Унбекант. – Она знает, что делать». Но она умоляла Клару быть осторожной. Следует опасаться не только людей со стороны, но и тех, кто поблизости. Снова возник фантом «врачей-евреев». Мысль о том, что они могут сделать с ней в более отдаленном месте, говорила фройляйн Унбекант, приводит ее в ужас.
Возбужденная этими откровениями, Клара обещала быть осторожной. Состоялось еще несколько тайных бесед, разглядывание фотографий в «Берлинер Иллюстрирте», еще призывы к осторожности, и затем Клару отпустили. Она покинула Дальдорф 20 января 1922 года, и началось дело «Анастасии».
Потом все удивлялись, почему сестры в Дальдорфе не сделали ничего, чтобы прояснить путаницу, возникшую после возвращения Клары Пойтерт в Берлин. Ответ был слишком прост, чтобы многие могли поверить: фройляйн Унбекант просила не говорить о ней, и они серьезно отнеслись к данному обещанию, как и положено медсестрам. Никто не мог поставить им в вину и минутную нерешительность. История фройляйн Унбекант была фантастической.