Анастасия. Загадка великой княжны

Клара Пойтерт уже оповестила принцессу Ирену о положении Анастасии в загадочных письмах, вероятно, получивших в усадьбе Ирены Хеммельмарке весьма холодный прием. Ирена помнила младшую дочь сестры здоровой, бойкой, проказливой двенадцатилетней девочкой и не была готова к мысли, что любимая племянница только что вышла из сумасшедшего дома: видение екатеринбургского подвала невозможно было даже вообразить. При этом дело Анастасии было слишком запутанно. Баронесса Буксгевден, посетившая Анастасию в Дальдорфе, когда ту принимали за великую княжну Татьяну, гостила тогда у Ирены, – и ее отрицательное впечатление, несомненно, не осталось незамеченным в Хеммельмарке. Но Ирена всё же, вероятно, надеялась на лучшее, так как она прибыла в Функенмюле в сопровождении фрейлины, исполненная чувства ответственности и сознания долга.

Анастасию не оповестили о грядущей встрече. Она встретилась с принцессой Иреной и ее спутницей в столовой. Обеих дам ей представили под вымышленными именами.

«За ужином, – вспоминал инспектор Грюнберг, – ее королевское высочество усадили напротив Анастасии, чтобы она могла к ней приглядеться. Принцесса не узнала ее, но вынуждена была признать, что последний раз видела царскую семью десять лет назад».

Три года спустя после этой встречи принцесса Ирена высказалась категорически: «Я сразу же увидела, что она не могла быть одной из моих племянниц. Хотя я не видела их более девяти лет, черты лица не могли настолько измениться, в особенности глаза, уши и т. д. <…> С первого взгляда можно было заметить некоторое сходство с великой княжной Татьяной».

Сидя напротив пристально смотревшей на нее Ирены, Анастасия вдруг вскочила и, не сказав ни слова, убежала к себе в комнату. Хотя принцесса «уже решила, что это не ее племянница, <…> по просьбе инспектора Грюнберга» она «вошла в комнату Анастасии и приблизилась к постели». Последовал бесплодный допрос. Анастасия, закрыв лицо руками, отвернулась от принцессы и отказалась отвечать на ее вопросы. «Она даже не ответила, когда я попросила ее сказать что-нибудь или дать мне знак, что она меня узнала, – писала Ирена. – То же самое было, когда я спросила ее: “Ты меня не узнаешь? Я твоя тетя Ирена”». Через некоторое время принцесса оставила свои попытки, собралась и уехала.

Вскоре после этого прибывший в Функенмюле Франц Енике нашел семейство Грюнберг в смятении. Энергия, с какой инспектор ругал Анастасию, поразила даже Енике, который, как и все берлинцы, за резким словцом в карман не лез. Анастасия заперлась у себя наверху, и Енике пришлось стучать, умолять и угрожать в течение двадцати минут, пока его не впустили. Он нашел молодую особу «очень расстроенной».

На протяжении многих лет впоследствии Анастасии суждено было выслушивать, как «невнимательна» и «груба» была она с Иреной Прусской. Но у нее было свое мнение на этот счет, которое она и выразила на своем отрывистом немецком вскоре после встречи с принцессой:

«Я не была груба. Это случилось так. Я была больна. (Опухоль на груди Анастасии нагноилась.) Мне пришлось выйти, в комнате было темно, потом вошла дама. Голос знакомый, и я слушала, но не знала, кто это, потому что имя другое. За столом лицо мне было знакомо, но я не знала, была не уверена. Потом я узнала тетю Ирену. Я была в лихорадке, я ушла. Тетя Ирена пришла ко мне, задавала много вопросов. Я стояла у окна и плакала; поэтому я повернулась к ней спиной; я не хотела оборачиваться не потому, что я была груба. Я плакала».

Анастасия также описала свои чувства словами «ошеломлена» и «уничтожена», когда она поняла, что «тетя Ирена» приезжала увидеть ее под чужим именем, «как посторонняя». Ведь именно для встречи с принцессой Иреной Анастасия предприняла долгое и тяжелое путешествие из Бухареста в Берлин в 1920 году. Позднее, при посредстве Клары Пойтерт, она обращалась к ней из Дальдорфа. А теперь Ирена вдруг появилась без предупреждения, и у нее даже не хватило приличия назвать себя: «Я не была груба с ней».

Ирена Прусская объяснениями никого не удостоила. Инспектор Грюнберг мрачно сообщил, что она была «глубоко оскорблена» поведением Анастасии, – «и не без причин. Она больше не желает слышать об этом деле».

Так закончилась первая краткая встреча Анастасии с близкой родственницей. «Мы были раньше так близки, – заявила Ирена, – что хватило бы с ее стороны малейшего знака, жеста, чтобы возбудить во мне родственное чувство и убедить меня». Говорить больше было не о чем. «Я не могла ошибиться, – возражала Ирена много лет спустя, когда услышала, что ей не верят. – Я не могла ошибиться!» Внезапно принцесса разрыдалась. Ломая руки, она воскликнула в порыве подлинной душевной муки: «Да, она похожа, похожа, но какое это имеет значение, если это не она?!»