Анастасия. Загадка великой княжны

И действительно, какое это имеет значение? Высказывались надежды, что принцесса Ирена смягчится и взглянет на Анастасию еще раз. Сама Анастасия желала примирения. Но принц Прусский Оскар, сын кайзера, (его попросили повлиять на Ирену в этом направлении), отвечал, что новая встреча «абсолютно исключена». Вся эта история, по его словам, так «ужасно» расстроила Ирену, что ее муж, принц Генрих, запретил даже говорить об Анастасии в своем доме.

Точка.

С неудачной встречи с Иреной Прусской начался период, который один из друзей Анастасии назвал die Schattenzeit («время теней»): два с половиной года самых невероятных слухов, сплетен и бесконечных горьких взаимных обвинений. Борьба за Анастасию и ее расположение возобновилась, когда разочарованный, и не без оснований, инспектор Грюнберг отослал ее в Берлин к Францу Енике и его жене. Супруги Енике делали всё, что могли, чтобы облегчить ей жизнь, но скоро ее скандальная известность, не говоря уже о тяжелом характере, их утомила. В октябре 1922 года, когда Енике вызвали в Мюнхен по партийным делам, его жена ясно дала понять, что одной ей с Анастасией не справиться. Анастасия поняла. Она уже сложила вещи и готовилась вернуться в Дальдорф, когда услышавшая об этом баронесса фон Кляйст поспешила к Енике и заявила, что этого она не потерпит: Анастасия может жить как ей угодно, но жить она будет у Кляйстов.

Анастасия была слишком измучена, чтобы спорить, но торжество баронессы длилось недолго. Анастасия не прожила у Кляйстов и трех недель, когда доктора признали воспаление у нее в груди не чем иным, как туберкулезом костей грудной клетки в начальной стадии. Вскоре под именем «Анны Чайковской, урожденной Романовой» она поступила в больницу Вестенд в Шарлоттенбурге. Счета за ее пребывание там оплатил сочувствующий приятель барона фон Кляйста. Анастасия оставалась в Вестенде три месяца и снова вернулась туда всего после недели дома.

Большую часть следующего, 1923 года Анастасия провела в больнице. «Она вернулась к Кляйсту ненадолго, – сообщала полиция, – но больше времени провела у Пойтерт… которая, по свидетельству инспектора Грюнберга, имела на нее большое влияние». Отношения между Анастасией и Кларой Пойтерт никогда еще не были более близкими. Клара была для нее хозяйкой, прислугой, кухаркой, камеристкой, тетушкой, рупором и придворной шутихой в одном лице. Но и остальные друзья Анастасии ждали своей очереди. Она снова прожила какое-то время у Енике и у Швабе. Инспектор Грюнберг был так добр, что предоставил ей приют в доме своей племянницы Евы Валь. Сын фрау Валь, Конрад, сохранил смутные воспоминания о «молчаливой иностранке», часами сидевшей в кресле и говорившей, что случалось очень редко, «больше по-английски, чем по-немецки». «Еще задолго до этого она решила притвориться, что забыла русский, – рассказывала женщина, видевшая ее у Грюнбергов, – опасаясь большевиков, которые убили бы ее, узнав, кто она. Хозяин дома, однако, разоблачил ее однажды на свой лад. Он употребил в ее присутствии русское ругательство, причем, как он и ожидал, она вздрогнула, покраснела и укоризненно воскликнула: «Aber Herr Doktor!» Она всегда вносила какой-то элемент этикета в любую ситуацию, «никогда не выходила из дома без перчаток», например, и относилась к старшим «с вежливостью хорошо воспитанной девушки из высокопоставленной семьи… Я припоминаю, что она всегда приветствовала всех подобающим образом, никогда не забывая звания и титула».

То и дело попадая в больницу, будучи предметом всеобщего любопытства, Анастасия вела в то время какую-то бродячую жизнь. «Неким странным образом она перемещалась из одной семьи в другую», – рассказывала женщина, встретившая ее несколькими годами позже. Анастасия воспринимала это с горечью. «Меня передавали из рук в руки. Люди ненавидели тех, у кого я находилась». Но Анастасия играла в этой драме абсурда главную роль. Она без всякого повода с презрением отвергала своих покровителей и без малейших колебаний навязывала свое присутствие тем, к кому была на тот момент расположена. А расположение ее менялось так же часто, как и ее адрес. Инспектор Грюнберг сообщает, что всякий раз, водворившись у Кляйстов, она снова убегала. «Она поступала так четыре раза, и каждый раз Кляйсты возвращали ее к себе». Анастасия объяснила это Грюнбергу «опасениями быть преданной русскими эмигрантами с их назойливыми домогательствами».

Русские монархисты совсем не считаются с ее чувствами, жаловалась Анастасия. Как могут они, сидя в своих уютных гостиных, распространять гнусную ложь о ее матери и Распутине? «Он святой, – заявляла Анастасия, когда кто-либо критиковал Распутина в ее присутствии. – Он был преданным другом. Он говорил моей матери о заговорах против нас и защищал нас. Я думаю, он был наш единственный друг… А теперь эмигранты говорят чудовищные вещи. Хуже всех Кляйст. Он сказал мне, что последние годы перед революцией Россией правила истеричка». Истеричка – назвать так свою государыню!