Анастасия. Загадка великой княжны

Сначала большевики, казалось, не делали никакой тайны из имени великой княжны Анастасии. Имеется, например, свидетельство доктора Гюнтера Бока, отставного дипломата, которому пришлось получить официальное разрешение на дачу показаний от германских властей. Будучи германским консулом в Ленинграде в 1927 году, когда вся Европа говорила об Анастасии, доктор Бок имел беседу с С.Л.Вайнштейном, представителем Наркоминдела в Ленинграде. Вайнштейн прямо заявил Боку, что одна из женщин в Екатеринбурге избежала расстрела. «Анастасия?» – спросил Бок. Но Вайнштейн решил, что уже сказал достаточно, и только пожал плечами: «Одна из женщин!»

«Я ожидал, что он станет это отрицать, – говорил доктор Бок, – и меня изумило, как дружелюбно и естественно он ответил на мой вопрос». Только позднее, когда дело Анастасии стало привлекать слишком много внимания, Москва прибегла к тактике, всегда применяемой ею в случаях, когда речь шла о тщательном расследовании: полному молчанию.

Свидетели из Сибири многократно повторяют одно и то же: повсеместные обыски, допросы и очные ставки и прямые угрозы возмездия, если окажется, что местные жители укрывают «женщин из романовской семьи». Очень велико количество свидетелей, собственными глазами видевших плакаты, извещавшие о побеге великих княжон, в Екатеринбурге и Перми, в Москве, Орле, Челябинске и советских миссиях за границей. Некоторые говорят, что речь шла об одной девушке, другие, что о двух или более, но большинство свидетелей высказывались под присягой очень осторожно и не называли великую княжну или княжон по имени.

Во время Гражданской войны один белый офицер получил приказ подготовить специальный поезд на случай, если царские дочери окажутся в живых. Другой, генерал, командовавший войсками на юге России, проводил допрос двух пойманных большевиков, ранее служивших в Екатеринбурге. Оба заявили, «на отдельных допросах», что «одна из великих княжон спаслась».

«Следует помнить одно важное обстоятельство, – говорил Джулиус Хольмберг, финн, получивший образование в Екатеринбурге и встречавшийся со многими своими сибирскими друзьями в 1920-е годы, – что комиссии Соколова было приказано прекратить расследование в то время, когда Белая армия еще пользовалась в Сибири полной властью». Это соответствует действительности, и Хольмберг полагал, что причина этого ему известна: все до одного его екатеринбургские друзья слышали о побеге «по меньшей мере» одной из великих княжон. «Может быть, ради них стоило прекратить дело», – размышлял Хольмберг, припоминая разговоры о ярости большевиков, когда они узнали, что их план уничтожения всей царской семьи потерпел неудачу.

В отсутствие других доказательств можно привести в заключение один единственный документ. Граф Карл Бонде, командированный министерством иностранных дел Швеции обследовать лагеря военнопленных в Сибири во время Гражданской войны, заявил: «В своей должности главы миссии шведского Красного Креста в Сибири в 1918 году я путешествовал в собственном вагоне. В одном населенном пункте, названия которого я не помню, поезд остановили и обыскали в поисках великой княжны Анастасии, дочери Николая II. Однако великой княжны в поезде не было. Куда она делась, никто не знал».

Анастасия говорила, что бежала в Румынию. Доказать это теперь, столько лет спустя, после новой мировой войны, коммунистического переворота и ужасного землетрясения в 1977 году, сравнявшего с землей большую часть Бухареста, невозможно. Достаточно сказать, что расследования, проведенные в Румынии, тогда не обнаружили никаких следов семейства Чайковских, ее бракосочетания, рождения ребенка, смерти мужа и ее отъезда в Берлин. «В этой истории нет ни капли подлинных доказательств», – заметила одна русская великая княгиня, но она была не права. И ее ошибка в том, что считать «подлинным» и что нет. В данном случае, она находит странным, что великая княжна, оказавшись в Бухаресте, не явилась сразу же к королю и королеве. Анастасия всегда с горечью отзывалась об этой критике в свой адрес. Многие верили ей, когда она говорила, что рождение ребенка наполнило ее таким стыдом, что она никогда бы даже не подумала явиться при румынском дворе, – не могла же она представить королю и королеве своего насильника!