Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов

«Сколько раз бывало, что, знакомясь с Анатолием Борисовичем, люди изумлённо восклицали:

– Вы тот самый Анатолий Мариенгоф?!.

И в этом изумлённом восклицании – “тот самый!” – было заключено многое: и то, что имя поэта давно известно людям, и то, что имя это годами не появлялось в печати. <…>

Если бы меня спросили, какая черта характера Мариенгофа была наиболее стойкой и очевидной, я бы не задумываясь ответил: доброжелательство.

Я редко встречал человека, да ещё поэта, да ещё поэта не слишком лёгкой судьбы, который относился бы к людям с таким доброжелательством, как Анатолий Мариенгоф. Оно выражалось во всём. В пристальном внимании, с которым он умел и любил слушать людей. В умении прощать. В глубокой деликатности, – он никому, даже друзьям, не навязывал своих переживаний, вызванных иной раз сложными превратностями его литературной жизни. В неослабевающем, остром интересе к творчеству молодых поэтов.

Я никогда не слышал от него ни одного слова брюзжания на молодёжь. Брюзжал иногда я. И в ответ на это Анатолий Борисович улыбался своей насмешливой, незлой улыбкой и говорил:

– Ладно, ладно… Припомни-ка себя в этом возрасте! Тоже мне, нашёлся судья!..

И ещё одна черта была чрезвычайно характерна для него: элегантность. Дело не только в том, с каким изяществом он носил костюм. Мариенгоф был элегантен по самой своей душевной сути. Он всегда был внутренне подобран, ничто в нём не дребезжало».

Израиль Меттер

* * *

В 1994 году был проведён вечер памяти Анатолия Борисовича, в котором принимали участие Б. Мариенгоф (брат), Н. Ольхина, И. Меттер, А. Герман, М. Козаков, М. Трескунова, Б. Рясенцева, А. Ласкин.

Вели вечер профессора А.А. Нинов и Е.Б. Белодубровский.

Вместо послесловия

Мало осталось сегодня людей, которые успели пообщаться с Анатолием Борисовичем и Анной Борисовной.

Как-то вечером мы набрали номер Татьяны Андреевны Щегляевой-Барто – дочери Агнии Барто и Андрея Владимировича Щегляева. Вот небольшие выдержки из нашего разговора.

…Познакомились Мариенгоф и Барто в 1946 году в Келломяках.

У Агнии Львовны годом раньше погиб взрослый сын. У Анатолия Борисовича сын застрелился (так помнится Татьяне Андреевне. – О.Д.) накануне войны. На этой почве они и начали общаться.

Потом Мариенгоф с Никритиной стали гостить на даче у Барто в Заветах Ильича, это – по Ярославскому шоссе. До 1956 года Анатолий Борисович был всегда красив, худощав. Мама Агнии Львовны, увидев его в сороковые, спросила: «Вы в холодильнике всё это время провели? – она помнила поэта ещё с двадцатых годов. – Совсем не изменились».

Голос у Анатолия Борисовича – «не бас, не тонкий, симпатичный; как ещё описать?..»

Анна Борисовна была очень тёплым и живым человеком. А Анатолий Борисович и на даче работал очень много. Его тогда не ставили. Чувствовал свою вину перед женой: весь семейный заработок, получается, ложился исключительно на неё.

Как-то гостили у Мариенгофа и Никритиной в Ленинграде. Разговоры по большей части были литературные. Про Есенина не говорили. Сам Мариенгоф не поднимал этой темы, а Агния Львовна и Андрей Владимирович не задавали таких деликатных вопросов.

Никритина, когда её Товстоногов уволил из БДТ, обучала актёрскому мастерству в каком-то ДК.

Мы прочитали Татьяне Андреевне письмо Мариенгофа к жене: «А потом Агаша ринулась на теннис, а мы с Андреем Владимировичем часа два с половиной просидели возле этой стойки, и он здорово, интересно повествовал мне всю свою “эпопею донбасскую” – после которой он прозывается в доме деканом Гастелло! – т.к. и в самом деле отколол смертельно-героический номер».