Анатолий Солоницын. Странствия артиста: вместе с Андреем Тарковским

Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что горит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.

А Бориска, которого так проникновенно воплотил на экране Николай Бурляев, идет в сторону, опускается на землю и рыдает. И тут подхватывают его руки Рублева, он утешает юношу и говорит: «Ну что ты, такой праздник для людей устроил, а еще плачет. Ну все, все… Пойдем по Руси, ты колокола лить, а я иконы писать».

Так и сам Андрей Тарковский, еще не зная глубины веры во Христа, лишь прикоснувшись к ней по увлекшей его теме, достиг в своем фильме той высоты, которой достиг его экранный Андрей Рублев, принявший на руки мальчишку-мастера.

Так он выразил то сокровенное, что лежит в существе «Троицы» – преодоление страдания радостью о Воскресении, непременной победе добра единением.

Так и Анатолий поступал по велению сердца, вопреки всем трудностям. Мечта, казавшаяся несбыточной, сбылась. Неизвестный актер из провинции сыграл главную роль у режиссера уже с мировой известностью.

Конечно, и здесь можно смело сказать: «Его Господь вел».

А в бытовой жизни Тарковский увидел в этом молодом, рано начавшем лысеть провинциальном актере что-то, что тогда не понимал и режиссер, да и сам молодой актер. Увидел, что перед ним исполнитель того самого заповедного, сокровенного, того, что ждала и требовала душа.

Вот так все сошлось, и вопреки еще многим и многим трудностям, которые часто казались непреодолимыми, родился фильм, по сути своей родственный идее, заложенной в «Троице» преподобного Андрея Рублева.

Взгляд

Донскую землю я увидел вечером. Тяжелое солнце медленно опускалось к пашне, как бы истомившейся после напряженного труда. Стерня говорила о еще недавнем движении комбайнов, машин. Но то тут, то там земля опять была приготовлена к работе.

Поля лежали просторно, широко, взбираясь на холмы, опускаясь и становясь ровными, и казалось, что на свете вообще нет ничего иного, кроме вот этой бескрайности, слегка закругляющейся у горизонта, – как на картинах Петрова-Водкина.

В Вешенскую из Ростова я ехал автобусом и все смотрел, смотрел на пашни, овраги, холмы и, конечно, думал о певце этой земли – Шолохове. В то лето 70-го в Вешках снимался фильм по его рассказам. Одну из главных ролей играл Анатолий. Я решил провести с ним отпуск. В чемодане лежала первая книжечка моих рассказов – я вез ее брату. Но, конечно же, была и тайная мысль: может, повезет повидать великого писателя.

Темнело, шум мотора и мерное покачивание убаюкивали, но я не спал. Думал об этой земле, о брате. С Анатолием мы не виделись больше года, и я на разные лады представлял нашу встречу и улыбался. Конечно, были письма, но разве в них все расскажешь.

Тем более что Толя все стремился к «суворовскому» стилю.

После фильма «В огне брода нет» он вернулся в Свердловск. Ситуация в театре не изменилась – к нему по-прежнему относились как к способному ученику, не более. Но долгое ожидание однажды закончилось: его пригласили в Новосибирск играть Бориса Годунова в пушкинской трагедии.

Анатолий, не раздумывая, сразу же поехал.

16.02.1969

Леша!

Так долго не писал тебе, что даже не знаю, с чего начать – и в работе, и дома масса всякого важного и неважного накопилась. Начну с того, что сижу в самолете и лечу в Москву на премьеру “Андрея Рублева” – 18 февраля в Доме кино. Фильм пробился-таки! Четыре года прошло, как закончили картину. А сколько лет еще понадобится, чтобы фильм вышел на экран? Ну, теперь хоть надежда есть! Кроме того, Алов и Наумов хотят попробовать меня в роли Хлудова – они экранизируют “Бег” Булгакова. Ну, в Москве все выясню, хотя поверить в это трудно. К Кулиджанову на Раскольникова (поехать на пробы фильма “Преступление и наказание» я советовал брату настоятельно, но он считал, что роль “ушла” от него по возрасту. – А. С.) я ехать не думал – нереально. Причем ты, старичок, наивно думаешь, что в кино у меня все гладко, – недругов у меня немало. Многие считают, что Рублев – не моя работа…

В театре “Годунов” (будет рецензия в “Театре”). Играю еще Голубкова в “Беге”, готовлю Синцова в “Живых и мертвых”.

Квартира приобретает жилой вид – правда, влезли в долги. Устаю смертельно. Дочурка, то бишь твоя племянница, растет, ходит уже помаленьку.

Холода здесь такие, что даже такой терпеливый человек, как я, завыл. Из-за мороза люди приобретают какой-то жутковатый вид. Приезжал к нам погостить Миша Кононов. Он сейчас улетел вместе с Инной Чуриковой и Панфиловым в Венгрию. Предлагают сниматься на Свердловской киностудии в главной роли, но я отказался, так как сценарий плохой.

Про дочь пишу скупо, потому как расплываюсь весь и эпитеты одни будут. Пока чудная девонька… Много забот, много тревог, но есть минуты, за которые не жаль отдать всю жизнь.

Ну, а у меня все в неизвестности. С одной стороны, меня уже знают, с другой – я никому конкретно не нужен.

Вот так и болтаюсь. Целую.

Толька.