Но вот герои фильма оказываются у заветной Комнаты. Они прошли все, даже смертельно опасные ловушки. Даже Мясорубку, которую редко кто проходит.
Чтобы его слова были понятны, он приводит, конечно же, стихи.
Их написал брат Сталкера по кличке Дикобраз, прекрасный поэт. Поэт погиб, сталкер Дикобраз, не сумев спасти брата, повесился.
Стихи, конечно же, Арсения Тарковского. Они теперь, благодаря фильму, стали широко известны – даже на музыку положены:
Стихи о том, что всё вроде в жизни получилось, но поэту почему-то «этого мало»:
Почему же «мало»? Что же хочет объяснить Сталкер своим спутникам? А вот что: есть заветное, тайное, к чему стремится душа, что находится в самом центре ее… Непостижимое, но желанное…
Но стихи не успокаивают Писателя, а вызывают гнев, который выплескивается на Сталкера. Он обвиняет его в жульничестве, называет даже «гнидой», которая по какому-то праву решает, кому жить, а кому нет. Он вспоминает тот момент, когда тянули жребий, кому идти первому через Мясорубку. Сталкер оправдывается, плачет, объясняя, что это решение не его, а Зоны, что надо слушаться ее, иначе не вернуться назад…
Писатель отвечает, что в эту Комнату он не пойдет. Потому что откуда же ему знать, какие у него в душе сокровенные желания. Вот Дикобраз хотел спасти брата, а получил дикобразово – кучу денег. Потому и повесился. А Профессор, оказывается, в своем рюкзачке нес миниатюрную атомную бомбу, чтобы взорвать Комнату: вдруг появятся новые наполеонишки, которые возжелают править миром? Сталкер пытается отнять рюкзачок у Профессора. Вот тут Писатель и бьет его, швыряет в лужу.
Удивительная по драматическому накалу сцена. И Александр Кайдановский (Сталкер), и Анатолий Солоницын (Писатель), и Николай Гринько (Профессор) не играют свои роли, а живут той жизнью, будто они и не актеры вовсе, а именно те люди, которые пришли к Комнате и захотели получить Ключи Небесные от врат Рая.
Я подробно расспрашивал брата и о фильме, и об этом эпизоде.
– Тарковский говорил с тобой о Боге? – спрашивал я.
– Да, и не один раз.
– А что говорил? Он верующий?
– Конечно. Но это разговоры слишком интимные, чтобы их пересказывать. А перед съемкой ему от актеров надо было добиться того состояния, в котором находятся герои. Вот что главное. И об этом были частые разговоры. Состояние, понимаешь?
– У тебя, что, – отчаяние?
– Да, отчаяние. Когда я сижу на краю колодца и говорю, что читатели переделали меня, а не я их. Сделали меня по своему образу и подобию. Вот тебе сценарий, возьми на память. Это девятый вариант, но и он на съемочной площадке подвергался изменениям. Стругацкие никак не могли понять, чего же Тарковский от них хочет.
– А ты понял?
– Да, кажется. Впрямую он не мог им сказать о Боге. Понимаешь, Лешенька, мы ведь на самом деле не знаем, чего хотим. Какое сокровенное желание сидит в нашей душе. А помнишь, в Свердловске я с эстрады читал Франсуа Вийона?
– Конечно!
И он прочел:
После «Рублева» Анатолий стал носить нательный крест, и я очень боялся, что кто-нибудь донесет на него и ему запретят сниматься в кино. Но крест как раз и берег его. Мы в то время были стихийно верующими, невоцерковленными. Но это, как я выяснил, как раз и надо было Тарковскому. Для того, чтобы Анатолий передал истерзанную душу Писателя, который понимал, что без Бога нельзя, но так и не обрел Его. Вот в чем была «смертельная ловушка» и для героев фильма, и для их исполнителей. И для самого режиссера.
В кино Анатолий сыграл 47 ролей, столько лет и прожил, но роли Андрея Рублева и Писателя из «Сталкера» были его самыми любимыми. И, на мой взгляд, лучшими.