Анатолий Солоницын. Странствия артиста: вместе с Андреем Тарковским

Что же касается конфликтов на съемках, то они действительно были. Во-первых, сам режиссер мучительно искал форму воплощения сценария. Он терпеливо, настойчиво вытравлял из сценария всё, что относится к научной фантастике. В результате получился сценарий по Тарковскому, а не по братьям Стругацким. Супермен Сталкер превратился в Блаженного, человека с поэтической душой, которая чувствует присутствие Бога. Как почувствовал это сам Андрей Тарковский, сделав перед уходом из жизни земной такое признание в своих дневниках, названных «Мартирологом»: «Вера – это единственное, что может спасти человека».

Замечу еще, что мучительно искалась и «натура» для фильма. Сначала предполагались съемки в пустыне Средней Азии. Затем остановились на месте под Таллинном, где находилась заброшенная электростанция. Большая партия материала, снятая на дефицитной в то время пленке «Кодак», оказалась бракованной. Оператор, признанный мастер Георгий Рерберг, объяснял, что это или заводской, или студийный брак пленки, допущенный при ее проявке. А свою вину отрицал. Конфликт с режиссером усилился еще и по личным мотивам – оператор повел себя так, что режиссер вынужден был с ним расстаться. Приглашенный новый оператор, побыв в группе совсем немного времени, дальше работать отказался: задачи, которые ставил перед ним режиссер, оказались для него слишком сложными. И только третий оператор, Александр Княжинский, сумел, по сути дела, снять заново весь фильм.

«Мосфильм» и его генеральный директор Николай Трофимович Сизов пошли на беспрецедентный шаг – фактически разрешили режиссеру снять совершенно новый фильм, списав деньги, истраченные на многие месяцы съемок и подготовки к ним. В результате фильм делался три года. Нигде – ни в Америке, ни в Европе – режиссеру не разрешили бы снимать фильм, как снимали у нас в стране. Когда Андрей Тарковский оказался на Западе, он очень быстро это почувствовал.

В интервью Андрея Андреевича, конечно же, спросили о семейных делах, о взаимоотношениях родителей. Ведь у нас то и дело раздавались и раздаются голоса, что во многих неурядицах жизни Тарковского виновна жена режиссера, что она такая да эдакая. Сын достойно ответил и на этот вопрос: его мама была верным и надежным помощником отца, взяла на себя все бытовые хлопоты и умело справлялась с ними, какими бы они ни были подчас трудными и, казалось, непреодолимыми.

Сын помнил и выполнил Пятую заповедь: «Чти отца и матерь свою, дабы продлились дни твои на земле».

И сейчас он выполняет эту заповедь, занимаясь популяризацией творчества своего великого отца, точно определив назначение его творчества: «Кино как молитва».

Перед кончиной в Париже Андрей Арсеньевич Тарковский дал интервью французскому журналисту Шарлю де Баранту. Цитатой из этого интервью я и закончу эту главу.

«Шарль де Барант: почему христиане иногда говорят: “Христос – единственный ответ”?

Андрей Тарковский: Вера – это единственное, что может спасти человека. Это мое глубочайшее убеждение. Иначе что бы мы могли совершить? Это та единственная вещь, которая, бесспорно, есть у человека. Все остальное – несущественно».

Герань в окне

У Светланы была комнатка в Люберцах. Здесь когда-то жила ее бабушка. Родители Светланы жили через дорогу.

Стоило Анатолию появиться здесь, как сразу же он стал своим человеком. Родители Светланы, особенно отец, Евгений Фирсович, души в нем не чаяли. Сразу и навсегда они полюбили его.

В комнатке повернуться было негде, но ничего, поворачивались. Все окно закрывала старая герань. Светлана хотела отдать ее кому-нибудь, но Анатолий ужаснулся: «Да ты что, такую красавицу?» Оставил он и портрет деда Фирса в молодости (потом они познакомились), а все остальное место на стенках занял своими досками. И комнатка наполнилась светом, радостью. Словно понимая все это, словно в благодарность за любовь, крупными красными цветками зацвела старая герань.

Какое хорошее было настроение! Какими прекрасными казались Люберцы: и железнодорожная станция Мальчики, где, как мне сказали, работали когда-то ребята-колонисты, бывшие беспризорники; и стандартно-одинаковые магазины-«стекляшки»; и типично районный Дворец культуры с близлежащим стадионом… Все казалось милым и симпатичным, потому что я видел: брат обрел наконец то, о чем мечтал, – настоящую семью.

И в магазинах, и в кафе, и у киосков Анатолия узнавали, и я иногда слышал: «Наш, люберецкий», – произнесенное не без гордости…

В это время Анатолий познакомился с режиссером Вадимом Абдрашитовым, лауреатом Государственной премии СССР.

Шли съемки фильма «Поворот», и режиссеру нужен был исполнитель на эпизодическую, но важную для картины роль.