Анатомия финансового пузыря

Начнем с первого вопроса – был ли рынок осенью 1929 года переоценен? Подсчитано, что к моменту рыночного краха в октябре 1929 года совокупная капитализация рынка равнялась примерно 1 9–2 1 годовым прибылям входящих в индекс компаний и примерно в 1,6 7–1,9 раз превышала внутренний валовой продукт США [McGrattan, Prescott 2003, р. 3]. Котировки акций компаний, входивших в индекс Доу-Джонса, были несколько выше: так, среднее (медианное) значение P/E для этих компаний составляло 20,4 [Sirkin 1975, p. 226]. Если бы мы даже ничего не знали о событиях осени 1929 года и должны были бы ответить на вопрос о том, переоценен ли рынок, исключительно из этих данных, то, на мой взгляд, необходимо было бы дать положительный ответ[100]. Дело в том, что средний уровень P/E фондового рынка США за всю историю наблюдений (и в те годы, и на сегодняшний день) составлял и составляет около 14. А если учесть, что в 1920-е годы экономика бурно развивалась, то есть прибыли в 1929 году были по сравнению с историческими очень высокими, то это еще больше укрепит наше мнение: так, согласно подсчетам известного финансового аналитика Рассела Напьера[101], средний скорректированный на цикличность P/E в 1881–1929 годах составил 15,3, а аналогичный показатель индекса S&P вырос с 7,4 в августе 1921 года (это был локальный нижний пик) до 31,6 в сентябре 1929 года [Napier 2007, р. 114]. Иными словами, с учетом цикличности цены акции выглядят завышенными примерно вдвое.

Существует большое количество работ, исследующих уровень рынка в 1929 году. Мнения современных ученых насчет переоценки разделились, так же как и мнения современников Великой депрессии. Из числа современников самым влиятельным сторонником той позиции, что рынок акций не был переоценен, считается известный экономист Ирвинг Фишер[102]. Ему досталось больше всего – и потому, что он был одним из самых известных экономистов своего времени, и из-за сделанного им ровно за два дня до краха заявления о том, что акции дешевы. Хуже того, его слова даже попали в заголовок передовицы New York Times 22 октября 1929 года, то есть были замечены всей страной, а в «Черный четверг» 24 октября рынок обвалился, затем в «Черный вторник» 29 октября упал еще больше и к концу ноября потерял уже около 30% своей пиковой стоимости.

Из современных исследователей самую известную, и, по моему мнению, самую спорную работу в защиту позиции Фишера написали, пожалуй, Эллен Макграттан и Эдвард Прескотт, о ней мы упоминали во введении к данной книге[103]. В 2003 году, будучи сотрудниками одного из банков Федеральной резервной системы США, эти ученые провели исследование, которое, по их мнению, показало, что рынок в 1929 году переоценен не был. Характерно название их статьи: «Фондовый рынок в 1929 году: Ирвинг Фишер был прав». Макгратан и Прескотт строят свое доказательство отсутствия переоценки рынка через переоценку капитала, которым обладали американские компании в 1929-м, путем включения в подсчеты нематериальных активов. Макгратан и Прескотт оценивают, что стоимость нематериальных активов достигала 60% от стоимости материальных. Если не принимать во внимание нематериальные активы, то доходность капитала в конце 1920-х годов кажется аномально высокой (а значит, это бум, и он не может длиться вечно. – Е.Ч.); если же учесть нематериальные активы, то доходность капитала получается не выше нормальной, – уверяют Макгратан и Прескотт. Уровень цен на акции соответствует размерам капитала компаний – делают вывод ученые. Я не разделяю эту логику. На мой взгляд, какими бы великолепными ни были нематериальные активы, они не генерируют дополнительную прибыль по отношению к той, которая уже показана в бухгалтерской отчетности; прибыль есть прибыль – она вся материальна, нематериальной прибыли не бывает. А по показателю P/E на основе текущей фактической прибыли акции кажутся переоцененными! Единственным корректным аргументом в пользу отсутствия переоценки акций, на мой взгляд, было бы обоснование высоких темпов роста прибыли (или дивидендов) в будущем. И именно по этому пути и идут другие ученые.