Анатомия мира. Как устранить причины конфликта

Лу пришлось признать, что в чем-то она права. Он на самом деле тоже не верил в беспомощность жертв. Он знал слишком многих замечательных людей, сумевших пережить ужасные лишения и не озлобиться на весь мир, чтобы верить, что тяготы жизни вообще не оставляют выбора. «Но как-то ведь это должно влиять, правильно?» – подумал он, вспомнив о Кори.

– Отлично сказано, Элизабет, – сказал Юсуф. – Если вы не против, я хотел бы развить вашу идею.

– Безусловно.

Юсуф посмотрел на слушателей.

– Не думать о чем-то прямо сейчас – это не то же самое, что забыть. Уверяю вас, после смерти отца я ни единого мгновения не забывал о том, что он умер и как именно он умер. Тем не менее Лу тоже прав: в разное время я действительно могу думать о разном. Лу предположил, что именно благодаря этому я в тот момент смог посмотреть на Мордехая и захотел помочь ему. Впрочем, по сравнению с теорией Лу все было ровно наоборот. Дело не в том, что я видел в Мордехае человека потому, что не думал о тяготах своей жизни. Наоборот: я не думал о тяготах своей жизни потому, что видел в Мордехае человека. Мне понадобились мысли о перенесенных лишениях только тогда, когда мне потребовалось оправдать свой некрасивый поступок по отношению к Мордехаю. Мои тяготы стали хорошей отговоркой. Когда мне не требовалась отговорка, я мог вообще о них не думать.

– Так значит, женщина, пережившая домашнее насилие, виновата в том, что ненавидит мужа, который над ней издевался? – насмешливо спросила Гвин. – Простите, но я не могу дальше говорить на эту тему.

Юсуф замолчал и глубоко вздохнул.

– Я тоже не могу об этом говорить, Гвин, – сказал он. – Можно вместо этого рассказать вам еще одну историю?

Гвин не ответила. Юсуф достал из папки, лежавшей на столе, лист бумаги.

– Это из письма, которое я получил несколько лет назад, – сказал он. – От одной из моих бывших учениц, которая после замужества переживала очень тяжелые времена. Я не буду пытаться объяснять контекст – сейчас вы сами все поймете.

Он начал читать.