– На работе, возможно, тоже бывало не лучше – вас обвиняли, не замечали, не ценили. Или, возможно, с вами плохо обращалось все общество в целом. Например, вы исповедуете религию, к которой относятся с предубеждением, или принадлежите к этнической группе, которую систематически лишают прав, или к классу, который игнорируют или презирают. Я кое-что знаю обо всех этих видах плохого обращения. Я знаю, какие чувства они вызывают и как они ужасны. И по своему опыту могу сказать, что мало что ощущается так болезненно, как чужое презрение.
– Верно, – тут же согласилась Гвин. Другие тоже кивнули.
– Мало что, да, но кое-что есть, – продолжил Юсуф. – Чужое презрение – это очень больно, но еще больнее – когда ваше сердце полнится презрением к другим. Это я тоже узнал на собственном горьком опыте. Мое презрение к другим – самая изнурительная боль из всех, ибо когда я ее переживаю – когда я смотрю на мир с возмущением и презрением, – я обрекаю себя на жизнь в презренном, возмутительном мире.
А теперь вернемся к Мордехаю, – сказал он. – Можно ли сказать, что меня охватило возмущение или презрение, когда я хотел помочь ему?
Группа снова посмотрела на схему.
– Нет, – сказала Риа, а за ней и остальные.
– А в конце истории, – спросил Юсуф, – когда я уже оказался заперт в «ящике» и считал его шовинистом и сионистской угрозой? Был ли я возмущен?
Группа посмотрела на графу «чувства» в таблице: «разгневанный», «депрессивный», «озлобленный», «оправданные чувства».
– Да, – кивнули они.
– Так почему я себя так чувствовал? – спросил Юсуф. – За свою короткую жизнь я уже действительно успел настрадаться. Были ли страдания причиной моей злости, гнева, возмущения, презрения?
– Возможно, – ответила Гвин.
– Посмотрите на схему еще раз, – сказал Юсуф.
– Нет, – ответил Петтис, – ваши страдания не были причиной этих чувств.
– Почему вы так считаете? – спросил Юсуф.
– Потому что все ваши страдания вы пережили раньше, еще до начала истории с Мордехаем. И они не помешали вам смотреть на Мордехая как на человека, которому вы хотели помочь собрать монеты.
– Именно, – сказал Юсуф. – Так что же произошло между началом истории, когда я не испытывал гнев и злость, и ее концом, когда я уже был разгневан и озлоблен? Что произошло между тем моментом, когда я видел в Мордехае человека, и тем, когда я стал видеть в нем объект?
– Вы решили предать себя, – ответил Петтис.
– Так какова же причина моего гнева, злости, возмущения, презрения, отсутствия покоя? Мордехай и его народ? Или, может быть, я сам?
– Ну, схема говорит, что вы, – ответил Лу.
– Но вы в этом не уверены.
– Да, не уверен, – подтвердил Лу. – Слушайте, а могло ли быть так, что у вас просто случился небольшой провал в памяти, когда из мешочка Мордехая посыпались монеты? В тот момент вы забыли о тяготах своей жизни. Мне кажется, именно так все и было. А затем, через мгновение, вы вернулись в реальность и вспомнили обо всех страданиях, что причинили вам израильтяне. Ваша злость началась не в тот самый момент. Злились вы и раньше. И, возможно, как сказала Гвин, вы испытывали эту злость из-за того, что израильтяне сделали с вами и вашей семьей.
– Стоп, вы что, теперь на моей стороне? – в шутку спросила Гвин.
– Да, меня это тоже беспокоит, – усмехнулся Лу.
Юсуф улыбнулся.
– Отличный вопрос, Лу. Вы, безусловно, правы: я не в первый раз чувствовал гнев и злость по отношению к израильтянами. Вы правы и в том, что смерть моего отца и страдания, которые мы пережили из-за этого, тоже сыграли свою роль. Но я считаю, что не ту роль, которую имеете в виду вы. Вы, похоже, хотите сказать, что я стал относиться к Мордехаю именно так, а не иначе, из-за того, что его народ сделал со мной и моей семьей. Иными словами, лишения, которые я пережил, стали
– Да, по крайней мере, я предполагаю, что это может быть правдой.
– А я предлагаю совершенно другую версию, – ответил Юсуф. – Я считаю, что мои чувства к Мордехаю были вызваны не тем, что другие сделали со мной, а тем, что я сделал с Мордехаем. Они стали результатом моего решения, связанного с Мордехаем. Итак, – продолжил он, – как нам оценить две эти совершенно разные теории?
Он обвел взглядом группу.
– Я не знаю, как их оценить, – сказала Элизабет, – но теория Лу ведет нас к довольно депрессивному выводу.
– Какому? – спросил Юсуф.
– Что все мы – лишь жертвы, бессильные пред лицом трудностей и обреченные чувствовать только гнев и злость.
– Я ничего такого не говорил, – возразил Лу.
– А мне кажется, именно это следует из ваших слов, – настаивала Элизабет. – Вы сказали, что в начале истории Юсуф не злился лишь по одной причине: в тот момент он просто не думал о тяготах своей жизни. А вспомнив о них, снова стал гневаться и злиться. Как же это еще назвать, если не бессилием перед лицом трудностей.