Все трое покинули колледж и пошли по Берд-Болт-лейн. Огастес поздравил себя – Одри-Пассидж находился по другую сторону Трампингтон-стрит, между Кингс-лейн и таверной «Черный бык». Он в любом случае пошел бы в эту сторону, чтобы попасть в дом миссис Фиар, а она пока что не ждала его прихода. Ему могли достаться щедрые чаевые – молодые джентльмены склонны сорить деньгами.
Он отвел их на Кингс-лейн и затем повернул налево. Джентльмены уже прижали платки к носу. Они пробирались по узким проулкам и коридорам между зданиями, открытым всем стихиям, пока не дошли до Одри-Пассидж. Это был темный и извилистый переулок, тупик с общественной выгребной ямой на дальнем конце. Булыжники мостовой были скользкими и влажными, несмотря на сухую погоду. Вокруг носились оборванные детишки и костлявые коты.
– Спроси, где живет Том Говнарь, – приказал Гарри неразборчивым из-за платка голосом.
– Золотарь, сэр?
Тот кивнул. Огастес схватил малышку постарше за ухо, и она указала им на дверь посередине переулка. Дверь была распахнута. Девочка сказала, что Том и его семья живут в комнате на верхнем этаже, в самой глубине.
– Вам не стоит туда подниматься, сэр, – сказал Аркдейлу Огастес. – Велеть девчонке сбегать за ним?
Аркдейл кивнул, и девочка умчалась. Гости ждали снаружи. Огастес беспокойно переминался с ноги на ногу. Студентов в таких местах не любят, как и мальчишек-чужаков. Не исключено, что на них нападут. С другой стороны, молодые люди выглядят сильными, особенно мистер Олдершоу, и у них при себе трости.
Девочка вернулась и прошмыгнула у них под ногами, скрывшись в безопасности переулка. За ней последовала женщина, осторожно спускаясь по крутой и узкой лестнице. Сначала Огастес увидел вишневую тапку с острым носом. Через мгновение к ней присоединилась вторая. За ними последовал обтрепанный подол темно-синего платья, покрытого зеленой патиной от возраста и износа. Наконец появилась вся женщина целиком, хотя она держалась довольно далеко от двери, как будто боялась, что гости принесут заразу в ее дом.
– Кто вы? – спросил Аркдейл, опуская платок.
– Миссис Флойд, ваша честь.
– Кто?
– Мой муж – золотарь, сэр. Джон Флойд, сэр, его еще кличут Томом Говнарем. Надеюсь, ничего не случилось?
Огастес смотрел на вишневые тапочки. На их носах красовался вышитый шелком изящный геометрический узор, напоминавший ковер в кабинете мистера Уичкота в Ламборн-хаусе.
– Нет-нет, ничего такого, – ответил Аркдейл. – Насколько я понимаю, он… имеет отношение к мистеру Соресби из Иерусалима.
Миссис Флойд присела в реверансе, как будто польщенная тем фактом, что джентльмену известно нечто о семье ее мужа.
– Да, сэр… Тобиас – сын несчастной покойной сестры Флойда.
– Вы видели его в последние пару дней? Мне очень нужно с ним поговорить.
Женщина уставилась в землю:
– Нет, сэр. Он не приходил. Он ученый, понимаете, там, в колледже.
Огастес хмурился, глядя на тапочки. Они ему о чем-то напоминали. Он сознавал, что кругом полно чужих глаз и ушей, что в доме кипит невидимая жизнь.
– Вот что, добрая женщина, – сказал Аркдейл. – Сообщите вашему мужу, что я хочу повидать его племянника и… и я желаю ему только добра. И если кто-нибудь из вас увидит его, немедленно мне сообщите. Адресуйте письмо в Иерусалим… можете оставить его у мистера Мепала, привратника. Меня зовут Гарри Аркдейл.
Женщина снова присела в реверансе, и тапочки на мгновение скрылись из виду за подолом платья. В это мгновение Огастес вспомнил.
Фрэнк повернулся и направился прочь. Аркдейл посмотрел ему в спину, пожал плечами и пошел следом.
– Сэр… – произнес Огастес с кошмарным чувством, будто собирается с закрытыми глазами спрыгнуть с невероятно высокого утеса. – Сэр, сэр!
Студенты повернулись.
– Что такое? – спросил Аркдейл.
– Тапочки, ваша честь, тапочки миссис Флойд. Клянусь, они такие же, как у мадам.
– А? Какого черта ты мямлишь? Какой мадам?
– Миссис Уичкот, сэр.
В первый вечер после возвращения в Иерусалим Фрэнк отужинал в своих комнатах. Единственным его сотрапезником был Холдсворт. Аркдейл, которого он пригласил присоединиться к ним, отказался под предлогом утренней лекции мистера Краули.
– Они читают избранные отрывки из Гроция[38], – пояснил он, – и мистер Краули не всегда великодушен к студентам, которые делают грубые ошибки при переводе. На прошлой неделе кто-то спутал «merx» и «meretrix», и половина колледжа до сих пор смеется над ним.
– Почему? – спросил Фрэнк. – Что в этом такого смешного? Как по мне, звучит почти одинаково.
– «Merx» означает товар, – объяснил Гарри. – A «meretrix» – блудница.
Холдсворт подумал о том жарком вечере, когда мистер Аркдейл растворился во мраке Лиз, преследуя шлюху.
Так что единственным гостем Фрэнка оказался Холдсворт. Малгрейв накрыл им ужин в гостиной, совсем как на Уайтбич-Милл. Стол располагался у окна, и они смотрели на сад, восточный платан и Длинный пруд.
В тот вечер молодым человеком владела лихорадочная веселость. Она напомнила Холдсворту ночь, когда они вдвоем сидели у мельничного пруда в темноте и выпили больше вина, чем следовало.