And I'm calling for my mother as I pull the pillars down (ЛП)

Элия тоже наряжалась в одежду своих братьев, играя, когда была маленькой, и тоже спала с ними в одной постели, и с матерью, и с отцом, но у нее никогда не возникало желания поцеловать Дорана или Оберина, но она позволила девочке продолжать.

- И… Однажды мы просто… Мы подумали, будет весело, посмотреть, как это, целовать кого-то, и… и… и однажды… служанка увидела, и сказала матушке, и она… Она разделила наши комнаты, и сказала никогда этого не делать, или она расскажет отцу, и он не будет больше любить нас как раньше, - резко прошептала Серсея. – Я знаю, что она не могла… не стала бы… Но она думала, что мы… Что мы испорченные и неправильные, и потом она умерла, - слова с трудом прорывались сквозь ее бесслезные рыдания. – Она умерла, ненавидя нас. Она не хотела больше жить, не хотела быть нашей матерью.

Теперь Элия понимала ненависть, которую девочка демонстрировала по отношению к Тириону и к ней, это не имело отношения к ним, а больше к ней и Джейме. Она не думала, что Тирион убил леди Джоанну на родильном ложе, она думала, что они с Джейме это сделали, что женщина скончалась от стыда.

- Серсея… - Элия не посмела обнять рыдающую, трясущуюся девочку, но она осторожно положила руку на ее дрожащее плечо, и та не стряхнула его. – Я клянусь тебе, твоя леди-матушка не ненавидела тебя. Она может быть была… Может, ей это не понравилось, и может ее это напугало, но она никогда не смогла бы тебя ненавидеть. Все говорят о том, как она обожала тебя, Джейме и вашего отца.

- Но они не знают!

- Она не ненавидела тебя. – Элия повторила это тем же заверяющим тоном, тем, каким отец говорил с ней, когда она была больна и напугана. Он тихо скончался во сне за месяц до этого, и она ужасно скучала по нему. – Серсея, я клянусь тебе, она любила своих детей до самого конца, несмотря ни на что. Она была Ланнистер, а Ланнистеры всегда стоят горой за свою семью, ты сама это знаешь.

- Только Джейме все понимает, - наконец пробормотала Серсея, когда снова обрела самообладание, и Элия убрала руку. – Никто больше не знает, никто больше не узнает…

- Ты любишь Джейме больше всего на свете, - твердо сказала Элия. – Но ты не можешь любить его так, Серсея. Однажды тебе придется выйти замуж, а ему жениться, но не друг на друге.

- Но Таргариены…

- Вы Ланнистеры, - твердо сказала Элия. – Не Таргариены. Я знаю, твой отец хочет, чтобы ты однажды стала Таргариен, но даже если это случится, ты станешь женой принца. Не своего брата.

- Я не хочу замуж за Джейме, - Серсея нахмурилась. – Я люблю его, но я не… Я не глупая, как он иногда.

- Джейме не может быть твоим целым миром, - указала Элия. – Как бы ты этого не хотела. Вы всегда будете любить друг друга, и вы всегда будете… Чувствовать что-то друг к другу, но игры в поцелуи надо прекратить. Для твоего же собственного блага, Серсея. Подумай о своем будущем. Подумай о том, что ждет тебя, - убеждала она, надеясь пробудить амбиции, дремлющие где-то глубоко в маленькой львице. – Ты станешь леди великого дома. Ты не получишь этого, если у вас с твоим братом это продолжится. Ты понимаешь?

В кои-то веки, ее слова будто проникли в мысли девочки. Она медленно кивнула, и ее глаза сияли в свете огня очага.

- Мы никогда больше не будем говорить об этом, - решительно сказала Элия. – Никогда. Этой служанке хорошо заплатят, и она уберется, уедет подальше, и никогда не заговорит об этом. Я не стану говорить твоему отцу или кому-либо еще, если только не буду вынуждена. Я не жду, что ты будешь относиться ко мне иначе, чем относилась до сих пор, но я прошу тебя, перестань срываться на Тирионе. Он просто маленький мальчик, который полюбит тебя, если ты позволишь.

Серсея молчала, когда она выходила из комнаты. Элия не ждала на самом деле, что поведение девочки изменится, но в какой-то мере оно изменилось. Она не стала теплее относиться к мачехе, но по крайней мере вела себя пристойно, и пусть Элия сомневалась, что Серсея с Тирионом будут близки, девочка больше не издевалась над малышом, и даже иногда терпела его присутствие. И казалось, что они с Эшарой достигли взаимопонимания, потому что теперь редко расставались.

Тайвин, само собой, не представлял, что послужило причиной перемены, но наедине признавался Элии, что испытывает облегчение. Он так и не полюбил своего младшего сына, но Элия решила, что эту битву она оставит на будущее, и как могла старалась растить ребенка, когда отца не было рядом.

В связи с его положением, он часто уезжал, но он был дома, когда предложил идею о турнире, хотя Элия сомневалась, что первой услышала это от него. Она не любила Тайвина, и он не любил ее, но они достигли какого-то уважения друг к другу, и некой привязанности и взаимного влечения, и часто давали влечению взять над ними верх, пусть и старались как могли избежать ее беременности.

Элия обнаружила, что трудно лгать друг другу, когда вы оба обнажены, и теперь она повернулась к мужу, спокойно демонстрируя ему свою наготу, пока он укрывался покрывалом – скорее всего, чтобы скрыть от нее, что все еще был возбужден даже после всего, что они делали.