Андеграунд

Ну и, конечно, меня удерживало у Веры Павловны еще и то, что она писала маслом мой портрет, и не показывала его никому, в том числе и мне, загадочно повторяя, что он еще не готов. Предполагалось, что когда портрет будет закончен, Вера Павловна с мужем организует большой прием, на который будут приглашены все их знакомые преподаватели и студенты. Я ждал окончание своего портрета с каким-то тайным ужасом, чувствуя, что Вера Павловна пишет его неспроста, что это не просто работа над портретом, а продолжение ее борьбы со мной, начатой еще в метро, и что она надеется выйти в этой борьбе победительницей. Я чувствовал, что в этом моем портрете заключена огромная опасность для меня, что он, возможно, призван показать всем, как я ничтожен, и как исполнен гордыни, и что ее доброта и хорошее отношение ко мне всего лишь ловкая уловка и военная хитрость. Мы оба с ней играли друг с другом, и чем окончится в итоге эта игра, не знал никто из нас.

Одним из наиболее любопытных гостей, захаживающих в дом на Плющихе, был студент архитектурного института Прокопович. Звали его Иван. Вера Павловна со своим мужем держали себя столь демократично, что к ним запросто захаживали даже студенты, которые ели, пили, курили, флиртовали, и отпускало остроты наравне с остальными гостями. Одним из таких студентов, держащих себя на равных с профессорами, и был Иван Прокопович, с которым я даже сошелся на короткое время довольно близко.

– Вас, Семен, очевидно, удивляет тот факт, что профессора и доценты ведут себя запанибрата со своими студентами, и позволяют им отпускать шуточки и остроты, за которые в других местах могли бы запросто выгнать из института? – спросил он у меня.

– Да, признаться, это весьма любопытное поведение, – отвечал я ему, – и я не вполне понимаю его. Здесь, очевидно, скрыт какой-то большой секрет.

– Да нет тут никакого секрета, – со смехом отвечал мне Прокопович, – потому что все объясняется очень просто. Видите – ли, Семен, преподаватели, становясь доцентами, а потом и профессорами, очень быстро утрачивают связь с реальной жизнью, а для архитектора, который проектирует свои здания для живых людей, это абсолютная трагедия. Можно даже сказать, что это для него полный крах, ведь, утратив связь с жизнью, он начинает выдумывать совершенно абсурдные вещи, вроде дома на двух куриных ногах, придуманного нашим доцентом Китайгородским.

– Но он, тем не менее, получил за этот куриный дом престижную премию!

– Да потому он и получил за эту свою избушку на курьих ногах престижную премию, что в комиссии по премиям сидят такие же замшелые ретрограды, как и он, совершенно оторванные от жизни! Для того им и нужно общение с молодежью, вроде меня, или даже вас, чтобы черпать у нас новые идеи, которых у них давно уже не!

– Вы это серьезно? Я думал, что Вера Павловна просто меня пожалела, как жалеют уличную собачонку, найденную где-нибудь в переулке, которой, к тому же, отдавило автомобилем лапу.

– Да что вы, Семен, все как раз наоборот, у Веры Павловны к вам самый большой интерес. Вы ей гораздо больше нужны, чем все остальные профессора и доценты, чем даже я и остальные студенты. Что профессора, что доценты, что я с остальными студентами? Мы все предсказуемы, и от нас заранее известно, чего ожидать. А вот от вас, Семен, совершенно неизвестно, чего ожидать, и вы вполне может таить в себе, да и наверняка таите, такие идеи, которые позволят Вере Павловне создать нечто принципиально новое. Не банальный дом на двух, или двадцати пяти ногах, а какой-нибудь город будущего, вознесенный к небесам, за который ее объявят главным архитектором мира!

– Вы не преувеличиваете?

– Ничуть. Она пишет ваш портрет для того, чтобы разгадать тайну вашей души, и, в итоге, похитить ее. Бойтесь окончания этого портрета, потому что тогда, когда он будет готов, вы полностью окажетесь в ее власти!

– А не ревнуете ли вы ее ко мне, Иван, и не сочиняете ли все это для того, чтобы просто избавиться от меня, и занять в итоге то место, которое занимаю я? Не пытаетесь ли вы стать фаворитом вместо меня?

– Возможно, в какой-то мере и пытаюсь, ведь когда-то она подобрала на улице и меня, почти такого же униженного и отверженного, как и вы, а потом обласкала, и сделала студентом архитектурного института. Она, кстати, и портрет мой тоже писала маслом, а в итоге я стал полнейшей заурядностью, и когда-нибудь непременно выбьюсь в доценты, а потом и в профессора. А закончу все тем, что спроектирую свой дом на курьих ногах.

– Значит, вы признаете, что отчасти ревнуете?

– Конечно, ревную, и не скрываю этого, но только частично. Да, конечно, мне бы хотелось восстановить свой статус фаворита при Вере Павловне, но одновременно я вас искренне предупреждаю: бегите отсюда, пока еще есть время. Бегите, иначе вы здесь погибнете, и станете таким же, как все!

– Бежать, но куда?