Андеграунд

Я давно обратил внимание, что в букинистических магазинах работают совершенно особые люди, не такие, во всяком случае, как в гастрономах, или галантерейных магазинах. В гастрономе тебе обязательно нахамят и пошлют куда-нибудь подальше, особенно если ты попросишь отпустить половину селедки, или пятьдесят грамм ливерной колбасы. Я не раз убеждался в этом на собственном опыте, когда деньги у меня подходили к концу, и единственное, что я мог купить в магазине, это какую-нибудь булочку, и кусочек ливерной колбасы. Этот сакраментальный кусочек ливерной колбасы приводил продавцов гастрономических отделов в такое неподдельное бешенство, что они орали благим матом на целый квартал, и взашей выталкивали меня на улицу, как будто я у них что-то украл. Еще хуже обстояло дело, когда я робким голосом просил у них отвесить мне половину селедки. После такой просьбы многие продавцы покрывались красными пятнами, у некоторых случались припадки с судорогами и выступившей на губах белой пеной, а у третьих даже отнимались конечности, и они уже больше не могли работать в своих отделах. Я специально, когда мне было особенно тошно, ходил в гастрономические отделы, и просил у особенно неприятных на вид продавщиц половину своей несчастной селедки, всякий раз вызывая этим страшный скандал, и парализуя на долгое время работу всего магазина. Это происходило от тупости и от косности большинства продавщиц, этих обожравшихся ворованной колбасой толстых и наглых теток (многие из них, кстати, были совсем молоды), не прочитавших в своей жизни ни единой книги, и не имевших в голове ни одной здравой мысли. За исключением, конечно, мысли о том, как бы ловчее кого обвесить и обмануть. Подобное в принципе не могло случиться с продавцами букинистических магазинов, которые были людьми вежливыми и начитанными, и всегда шли навстречу своим покупателям. В букинистическом отделе пушкинского магазина как раз и работала такая начитанная и вежливая продавщица, к тому же совсем молодая, с которой я сразу же разговорился, а потом почти что сдружился. Это была именно дружба, ни на что другое я в своем тогдашнем положении уже не рассчитывал, и я был благодарен судьбе даже за этот скромный подарок. Я нарочно носил в магазин на комиссию свои книги, а потом, если их еще никто не купил, выкупал обратно, всегда обмениваясь любезностями с этой молодой женщиной, и беседуя о новинках литературы. Я не хочу называть ее имя, потому что испытываю чувство огромной вины за то, что в скором времени совершил.