Андердог

– Нет, еще не знает, – вставила Мария. – О, да! Думаю, будет очень удивлен. И обрадован, конечно… Да, да. Ты же помнишь, тебе говорила?.. Ну да, решила полностью пересмотреть свое поведение и отношение. Последние годы такой холод возник между нами, что я испугалась. Пыталась растопить нападками, придирками – всё хотела к себе внимания, пусть какого-нибудь, чувств, хоть каких-то, пусть уже и не тех, что были у нас, когда родился Лешка. Но чего я добилась? Какой-то имитации более-менее сносной семейной жизни? А что толку? Живем мы, словно чужие люди: вместе только делаем дела да платим за квартиру. Кому нужна такая семья? Вот и плюнула на всё, и решила: будь что будет! Вот что заслужила такими годами отношений к нему – пусть то и получу! Я ведь сама далеко не ангел… Да, отпустила всё окончательно и бесповоротно. Думаю: буду жить для него теперь, хоть сколько мне для этого отведено времени… как когда-то до замужества, когда ты не думаешь ни о каких обязательствах, не претендуешь на то, чтобы иметь право распоряжаться любимым человеком. Ты просто живешь для него… Если любишь, конечно. Да, мам! Я вспомнила твои слова после ухода папы – как ты горько сожалела, что позволяла так себя вести с ним, что не использовала того драгоценного времени, которое, как оказалось, уже не вернуть! И что толку от того, кто прав, а кто виноват, если близкий человек ушел в другой мир? А ты осталась здесь сама, со своими представлениями и требованиями. И к чему они тогда, эти требования? Спасибо тебе, мам, что поделилась тогда со мной. Как оказалось, мне теперь самой, может, предстоит пройти через это…

С трубки донесся звонкий, певучий голос – так шелестит листвой ива под сильным ливнем и ветром; намокшая, продрогшая, она глядит на окошко избы неподалеку, где танцует пламя желтого огонька от свечи, и где за большим столом собралась вся семья – и хотя повсюду вокруг бушует непогода, видно, что там, у очага, собрались близкие люди, и не только по крови, – им как-то удалось нащупать, понять ту тонкую, хрупкую, едва уловимую нить, что свела их вместе, поручив стать одному отцом, другому сыном, третьей – женой и матерью, четвертой – дочерью и сестрой: ведь так редки семьи, где родственников связывает нечто большее, чем кровные узы или многолетние привычки и воображаемые обязанности!

Мария еще минут десять проговорила с мамой, прежде чем повесила трубку и села у окна на кухне. За окном, во дворе, гоняли местные мальчишки – пока еще не грянули холода, хотелось урвать последние мгновения уходящего бабьего лета. Одни листочки на деревьях пожелтели, другие покраснели, ветер вальсировал опавшими так, что получался красивейший танец, который бывает лишь раз в году в тот небольшой промежуток, когда осень оказывается на распутье между летом и зимой и какое-то время словно раздумывает: куда же повернуть?

В духовке, завернутая в фольгу, сочилась и пахла праздничная индейка, так что голодному человеку лучше бы не оказываться в радиусе поражения ее ароматами – так бы и остался тут в ожидании минуты, когда бы вкусить такое лакомство. На столе стояли бокалы и бутылка белого вина, тут же ждали заправленные салаты, а из-под закутанной кухонными полотенцами кастрюли шел пар свежесваренного картофеля.

Мария переоделась в свое лучшее платье – красное, до колен, с открытым вырезом на спине, надела белые ажурные колготки, привела в порядок ногти и прическу. Любой мужчина со вкусом оценил бы ее наряд!

Наконец, снаружи раздались верные звуки. Сердце поневоле забилось быстрее. Но вот ключ раза со второго-третьего попал в замочную скважину, дверь открылась, и в квартиру ввалился муж: шапка в руках, шнурки на одном ботинке развязались и волочились следом, курточка сползла на левое плечо, сам же Евгений подбоченился к стенке и довольно улыбался.

– А сработала-таки система… догов! – слегка заплетающимся языком проорал он радостно. – Не подвели собаки! На пятом-то ходу, а уже выиграл две сотни баксов! Легко!

Он хотел, по-видимому, еще сказать «ха!», но нога поехала, вслед за ней тело, он грохнулся, а в воздух, вместе с шапкой, как пуля из пистолета, вылетело хриплое «х-фх».

Мария подбежала, испугавшись, как бы муж не сломал себе чего-нибудь. Всё обошлось: он кряхтел, но бормотал про каких-то догов. С трудом дотащив его до кровати, Мария только там сняла с него грязные ботинки, помятые джинсы и рубашку со свитером.

После чего поплелась на кухню, как раненый лебедь с одним крылом. Одинокая слеза скользнула по щеке и растаяла в душном воздухе под жаром открытой духовки.

11

– Ты сегодня необычайно красива! Лилия, цветок! – Евгений целовал ее в сияющие глаза, блестящие от помады губы, с жадностью вдыхал аромат ее духов и никак не мог насытиться.

– Подожди ты, – заливаясь смехом, высвобождалась она из его объятий. – Успеешь наобниматься и нацеловаться. Мне больше другое интересно: этот айфон и эти сережки с такими крупными зелеными камнями? Почти как бриллианты?