Андерсен

Такой компьютер, насколько я понял, в принципе накопитель информации. Что-то вроде электрического Брокгауза. Чтобы проверить какое-нибудь понятие, не листаешь справочник, а вбиваешь искомое слово на клавиатуре – как у пишущей машинки, – соединённой с прибором. Буквы появляются не на бумаге, а на встроенном телевизионном экране.

Иногда – и этому я пока не нахожу объяснения – прибор продуцирует вроде бы как случайные ряды цифр и знаков. Всякий раз, когда возникает этот феномен, Арно становится очень сосредоточенным. Должно быть, эта неразбериха для него содержит какое-то значение. Потом он вбивает какую-то последовательность букв, которая для меня тоже не имеет смысла, но я допускаю, что у меня просто нет к этому ключа. К сожалению, я никогда не занимался криптографией.

Интересно было бы узнать, регулярно ли информация, встроенная в машину, обновляется и приводится к актуальному состоянию – но каким образом? – или для этих целей всякий раз надо приобретать новый прибор? Федерико однажды говорил о том, что ему снова нужен «больший объём памяти».

Машина содержит и музыку, подвижные изображения и – во всяком случае, тот прибор, который использует Арно – игры.

У большинства приборов – не у всех – есть отдельное устройство, присоединённое проводом, называется «мышь». Ею двигают по специальной подложке туда-сюда, я пока не знаю, по каким правилам. Чтобы понять механизм, мне надо попробовать самому.

Всему можно научиться.

Между разными компьютерами существует некая коммуникация. Кажется, при этом действует что-то вроде беспроводных телеграмм, которые передаются и принимаются без участия почтамта.

Всякий раз, когда садятся к компьютеру, первым делом вводится комбинация знаков. Эти буквы не возникают на экране; вместо них появляются только точки. Но я много раз следил при этом за пальцами Арно.

Он всякий раз печатает «BOND007». Возможно, эта комбинация знаков имеет для него какое-то особое значение.

146

Если бы такие компьютеры были в моё время, это было бы чудесное средство слежки за людьми. Наши возможности в этом направлении всегда были ограничены. Естественно, можно было вскрывать письма, и не составляло проблемы сделать это так, что на конверте не оставалось никаких следов. Но если надо было подслушать телефонный разговор, уже возникали трудности. Нам никак не удавалось избежать щелчков в линии.

С компьютерами, как я себе представляю, всё было бы куда проще. Насколько я могу судить, они сохраняют огромный объём информации. Для этого должна быть такая возможность – незаметно отслеживать, какие ключевые слова вводит пользователь и какие запросы делает. Из этого можно составить очень точную картину его интересов и намерений. А если ещё при этом прочитывать все сообщения, которые кто-то передаёт или получает через этот прибор…

Надо только заставить этот компьютер все данные передавать прямо в службу слежки. Я уверен, технические решения для этого можно найти.

Об этом я мечтал всегда: чтобы не приходилось вытягивать тайны из людей, а просто знать их с самого начала. Пресекать враждебные акции на корню. Или дать им возможность осуществиться, следя за тем, чтобы они не нанесли большого вреда. А исполнителей потом наказать. В целом всё это было бы куда эффективнее.

Если бы у меня тогда был такой компьютер…

В него достаточно было бы вбить фамилию-имя – и уже всё бы знал про этого человека. Чем он занимается, с кем контактирует. Что делал раньше и что делает теперь. Может, даже то, что намеревается сделать. Когда можно знать о каждом человеке всё, всё.

Тотальный контроль.

Я так и представляю себе, как я сижу за моим столом на допросе, передо мной объект, я вбиваю что-то в клавиатуру или двигаю мышкой, а потом говорю ему: «В такой-то и такой-то день там-то и там-то ты делал то-то и то-то, встречался с тем-то и с тем-то, говорил с ним о том-то и том-то». И он не может мне возразить или рассказать мне какую-то придуманную легенду, которую мне тоже приходится выбивать из него с трудом. Потому что я не подозреваю, не предполагаю – я знаю.

Так много можно было бы сделать с этими компьютерами. Для моей профессии это было бы идеальное вспомогательное средство.

С такими мыслями мне надо быть осторожнее. Сейчас моя профессия – быть ребёнком.

147

Иногда у меня путаются разные существования. Всякий раз эти моменты наводят на меня ужас. Я тогда не знаю, кто я, где я и когда я. Не могу отличить сегодня от тогда, пережитое от мысленного. Жонглёр, который хватает не тот шарик, роняет на пол всё.

А шарики – не просто шарики, а ручные гранаты.