Анди. Сердце пустыни (СИ)

Анди скинула обувь. Встала босыми ногами на землю. Прикрыла глаза — и словно перенеслась в детство. В голове заиграл ритм барабанов, а ноги пустились в пляс, погружаясь в рыхлую почву. Она расставила руки, кружась.

— Эх-ма!

Рядом, обдавая жаром и перегаром, приземлилось что-то большое. Запыхтело. Застучало ножищами. Захлопало себя по бокам. И… вода испуганно ушла.

Анди ловко увернулась от разошедшегося Жарка. Усмехнулась — как бы ни ругал пустыню толстяк, а пески все же проникли в его душу. Ишь, как старается.

Вышла из земляного круга. Села на траву, обтирая испачканные ноги, чтобы обуть сапоги.

Рядом присел на корточки Надир. Кивнул, на продолжающего ухать, приседать, подпрыгивать и топтаться Жарка.

— Его помощь ты приняла.

— Так он и не спрашивал.

Мужчина задумался. Склонил голову, признавая ее правоту.

— Понял. Не дурак.

Спросил:

— Ничего, что на «ты»?

Анди пожала плечами. Брат ее мужчины — это семья.

Высохшая земля уже вздымалась клубами пыли, в которых мелькала то рука, то нога. Толстяк разошелся, точно в него темный дух вселился. И ведь не остановится, пока не упадет замертво.

Анди порылась в сумке. Достала мешочек, отсыпала на ладонь ярко-желтого порошка и с силой дунула в сторону вихря.

Пару минут ничего не происходило, а потом вихрь опал. Серая от пыли фигура покачнулась, со стуком рухнула вниз. Через мгновение над полянкой понесся мощный храп.

— Знаешь, меня все больше гложут сомнения, кто из нас дикари? — пропыхтел Надир, оттаскивая храпящее тело в сторону. Выпрямился. Выдохнул.

— Поделишься? Занятный у тебя порошок.

— А тебе зачем? — поинтересовалась Анди, расставляя треноги с чашами на границе потрескавшейся земли. Все еще не песок, но лучше, чем было.

Граф расстегнул пиджак. Обмахнул ладонью покрасневшее от усилий лицо. Ветер стих, и наполненный влагой воздух нес с собой духоту.

— Неужели задумал вернуться на службу? — поинтересовались у него за спиной.

Надир мученически вздохнул. Вытер рукавом лоб.

— Только матери не говори, — попросил.

— Душно мне здесь, — пояснил. Говорил он больше для брата. — Одно дело ждать смерти и скрывать приступы проклятия, другое… просиживать жизнь тут. Сам знаешь, семья, дети, вся эта шелуха с крестьянами, урожаем, вечерами у соседей и игрой в карты — не для меня.

Ирлан знал, как знала и смирилась с решением старшего сына матушка: «Никаких детей. Чтобы я сыну проклятие передал?!» Впрочем, Ирлан был уверен, что она уже начала перебирать соседей, друзей, составлять списки. И если не завтра, то послезавтра начнется атака на старшего сына с главным аргументом: «Роду нужен наследник». И вот тут Ирлан был целиком на стороне матери, потому как сам желал избежать ответственности. Общество все равно не примет общих с Анди детей, так что пусть старший брат род и продолжает.

Ирлан задумался, не возникнет ли осложнений со стороны трона? И не решит ли сводный по отцу брат, что их род не стоит продолжать вообще? Гадать рано, — тряхнул головой Ирлан, выметая мысли о высокородном родственничке из головы.

— И когда думаешь подать прошение?

После первых приступов, Надир, служащий тайного отдела его величества, спешно подал в отставку. Официальной причиной стало ослабление здоровья матушки, истину не знал никто, кроме его величества. Начальство, впрочем, отставку не приняло, отправив в отпуск. Надеялось, что ценный сотрудник решит свои проблемы и вернется. Как в воду глядело.

— Уже, — коротко ответил Надир, оглядывая будущий алтарь жертвоприношения. На серую землю празднично лег желтый песок. В металлических чашах дымили угли, и по округе плыл невиданный здесь ранее аромат масел. Загадочность момента немного портил стройный хор лягушек, провожавших по традиции уходящий день. Да мычание коров, возвращавшихся с пастбища.

Анди страдальчески морщилась на всю эту какофонию деревенских звуков. Пустыня была… более благообразна в своем пении.

Ночь послушно улеглась в центр. Позволила обвести себя чашей, лишь звонко чихнула, когда ароматический дым попал ей в нос.

А потом Анди запела. Сначала тихо — все же соревноваться с лягушками ей ранее не приходилось, но голос дружно поддержали дерхи, и лягушки посрамлено умолкли. К пению присоединились и деревенские собаки, вытягивая ноты и устремляя морды к небу.

— Дурдом, — вздохнул Ирлан, но Надир шикнул на него:

— Не мешай. Ты-то там был, а я? Где еще смогу увидеть подобное чудо?

Анди прикрыла глаза, представляя, что она дома. Вокруг пески. Песня их, правда, сегодня звучит странно, но пески ведь! Ветер несет в лицо горячее дыхание. Шуршат песчинки, скатываясь с барханов. И сердце отзывается на их песнь. Сливается с ней. Возносится выше, в мольбе о здравии.

И когда мысль достигла невидимой вершины, когда сердце не могло уже тянуться, когда силы покидали, пришел мягкий, едва заметный отклик.

— Руку! — выдохнула Анди, доставая кинжал. Полоснула, не открывая глаз и точно зная, что попала.

Сердце отстукивало ритм в такт падающим каплям.

Кровь за кровь. Силу за силу.

Песок поднялся, оплетая Ночь желтыми нитями, в которых алыми камнями блестели капли крови Надира.