Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Вы пишете[3005], что окончательно убедились в том, что нечего от меня ждать понимания моих прегрешений, ибо то, что Вы ждете от меня, сводится к тому, чтобы я перед Вами раскаялся и признал, что Вы во всем правы. Вы не понимаете, что настойчивый тон, невозможная едва терпимая раздражительность Ваших нападок, прошлогоднее выражение Ваше «уважение пало»[3006] (которое я не мог никогда забыть и никогда не забуду, ибо подобных выражений по отношению ко мне никогда никто себе не позволял): – словом, настойчивая запальчивость Ваших писем в свою очередь показывает мне окончательно, «что нечего ждать от Вас надлежащего отношения» к моей просьбе не писать мне писем такого содержания и отложить вопрос о наших отношениях до свидания.

Итак, это мое последнее письмо на темы нашей переписки.

Неоднократно я протягивал Вам руку примирения: Вы тоном Ваших писем показали мне, что не принимаете мое желание через все заговорить с Вам<и> по-настоящему, по-дружескому.

Мое коллективное письмо оправдательного характера[3007] вызвано Вашим указанием мне, что в «Мусагете» все удивляются моим поведением, и потому я и понял, что Вы лишь выразитель дружного негодования на меня друзей: в письме своем я повторил главным образом лишь то, что написал Вам лично в первом письме[3008], ибо от Вас получил уведомление, что Вы моего письма к Вам не получали.

Вы и Штейнера использовали для того, чтобы ткнуть меня носом новый раз в кашу нашей переписки.

Что Вы́ все толкуете о моих поступках, стоите над душой и два месяца не даете мне покоя. Вы мне сорвали мою работу, измучили – и гвоздите, гвоздите, гвоздите.

Убедительно прошу Вас, дорогой друг, лучше вовсе не писать мне, чем безрезультатно препирать и попирать меня и самому препираться о мои письма, которые суть лишь самооборона. Когда на Тебя нападают, то Ты защищаешься, ибо не желаешь ходить в морально полученных синяках. Вы даже не замечаете, как грубо иной раз бьете меня хотя бы пожеланием о том, чтобы отношения наши были perpetuum nobile[3009]: ведь, судя по контексту всех писем, отношения наши благодаря мне – суть perpetuum ignobile[3010], где автор ignobilia[3011] я. Вы гипертрофируете всякий мой lapsus linguae[3012] по отношению к Вам, а сами вы покрываете меня своими lapsus’aми. Вы слишком чутки к тону моих писем и весьма нечутки к тону, каким Вы пишете.

–

Вы с какою ожесточенностью сами жжете все мосты между нами: после получения Вашего последнего письма у меня опустились руки: если я написал позорящее Вас письмо, ради Бога простите, умоляю Вас, ибо я ни в мыслях не хотел Вас оскорбить.

Вы же не видите, что заставляете думать меня о Вашем отношении ко мне после заявления (прошлогоднего) уважение пало и после «прекрасно звучащего» сетования о perpetuum ignobilia. С неуважаемым автором, отношения с которым суть ignobilia, не переписываются. Требовать, чтобы адресат внимательно глотал подобные выражения как уважение пало, стану капралом и perpetuum nobile (в противоположность ignobile), конечно, становятся на дороге всякого понимания.

Вы сообщаете мне обо мне заведомо ложные сведения о том, будто я имел трехчасовую беседу с К<ожебаткин>ым конспиративного характера тоном, не допускающим сомнения в том, что вы верите заведомой лжи, не понимая, что уже фактом этого сообщения в тоне доверия к сообщению вы жестоко меня оскорбляете, вызывая меня на бурнейшую реакцию.