Андрей Битов: Мираж сюжета

Вопрос стиля, всегда бывший для автора принципиальным, теперь получал расширительное значение, потому как на первый план выходил стиль поведения в кадре, представление о том, как ты выглядишь при том или ином освещении, с того или иного ракурса, в том или ином интерьере.

И вновь мы упираемся в пресловутое противостояние – есть «стиль» и «якобы стиль», образ и личина, естество и манера.

Литературный критик Наталья Иванова очень точно подмечает в этой связи: «Итак, стиль. Сравнение этого «отпечатка души» с “паспортом преступника”, кстати, и есть красноречивый типичный образчик битовского стиля. Так он строит текст. Легко, уверенно – заманить в ловушку сравнения, парадокс метафоры, да так, чтобы сначала наивный читатель шагнул за автором, – восхитился – так точно! – а затем обнаружил себя сраженным этим милым сравнением наповал.

Но прежде чем перейти к “тайне” автора, к стилю, начнем с героев. Да и загадка в чисто битовском духе – с героями его связана: ранее они были, а теперь исчезли. Нет больше героев (в старинном понимании этого древнейшего литературоведческого термина) в его прозе.

Вспомним: в одной из статей (да и статьи ли это впрямь? все-таки “статьи из романа”! то есть вполне ли это статьи – битовские? и вполне ли – статьи?) автор объяснил нам, как трудно ему далось расставание с Левой Одоевцевым, который при рождении “в пеленках заворочался… открыл глазки и заплакал, увидев над собой небритую морду автора”. А в конце? “…Не было другого выхода, как убить его именно тогда, когда он наконец задвигался бессмысленно, как живой. Но я не люблю литературных убийств…” Лева остался – но кончился роман».

Съемка закончилась.

Осветительные приборы выключены.

Битов остался и закурил: «Просидев тупо еще с четверть часа перед уснувшим экраном, я почувствовал себя так одиноко, как шмель».

И далее: «Говорят, раньше я писал лучше».

Небеспочвенное предположение…

Более того, по словам поэта, критика и искусствоведа Юрия Кублановского, «в последние годы жизни он почти ничего не писал» вообще.

Но текст никуда не делся, грохотал, конечно, был иносказательно представим, как бурный речной поток – роман-поток: «Вода сердилась под мостом, обнимала столбы. Казалось, столбы рассекали воду и мост плыл. Легкий, выкрашенный серебряной краской мост казался несолидным для такой настоящей реки. Под ногами бормотала река. Слева и справа темнел лес – берега. А наверху рассыпались звезды. Млечный Путь тек наверху в том же направлении, что и река… река неслась в берегах по Земле, и Земля летела вдоль Млечного Пути» (А. Г. Битов).

Автор стоит на берегу собственного текста.

Или над текстом возвышается, например, на Госпитальном мосту через Яузу в Лефортово, и думает о том, не является ли это изменой самого себя? Вся эта киношная говорильня?

Нет, не является!

А можно ли обмануть читателя, смотрящего на тебя в телевизионный экран.

А вот тут ответ положительный!

И сочинитель это прекрасно знает.

Н. Б. Иванова замечает: «Обращусь к Битову-раннему. “Нормальному”. Безо всякой там путаницы: «герой-автор», “автор-герой”. Без перевертышей, маскарадов, подкидных дураков и валяния ваньки».

Но в том-то весь парадокс и заключается, что без дуракаваляния ни кино, ни телевидение не существуют в принципе, а посему являются оптимальным отвлекающим маневром для автора, текст, который существует, и он над ним уже не властен.

И тут рождается вопрос, честно говоря, дерзкий: «Нормален ли Битов?»

Чтобы ответить на него, надо понимать, о каком именно Битове идет речь?

1. Об Андрее Битове из романа Валерия Попова «Горящий рукав»: «Мы кинулись вниз по знаменитой лестнице архитектора Лидваля. Андрей был распростерт на мраморном полу. Четыре милиционера прижимали его конечности. Голова же его была свободна и изрыгала проклятия.

– Гады! Вы не знаете, кто такой Иван Бунин!

– Знаем, знаем! – приговаривали те.

Доброжелательные очевидцы сообщили подробности. Андрей, сойдя с лестницы, вошел в контакт с витриной, рассердившись, разбил ее и стал кидать в толпу алмазы, оказавшиеся там. Набежали милиционеры, и Андрей вступил, уже не в первый раз, в неравный бой с силами тоталитаризма…

Удивительно, что писатель Аксенов, Василий Павлович, тоже оказался участником тех событий. В тот самый вечер он тоже находился в “Европейской”… Василий Павлович спускался уже вниз, со знаменитой Асей Пекуровской, первой женой Сергея Довлатова, бывшего тогда в армии и в разводе с Асей. Аксенов и Ася спорили о том, есть ли писатели в Питере?

– Назовите кого-нибудь! – требовал Аксенов.

И тут они увидели распластанного Битова.

– Вот, пожалуйста, один из лучших представителей петербургской прозы! – сказала Ася».