Андрей Громыко. Ошибка мистера Нет

– Видите ли, господин Громыко, я разговаривал с господином Керенским, который возглавлял Временное правительство вашей страны в канун Октябрьской революции. Он хотел бы встретиться с поверенным в делах СССР и просил меня посодействовать этой встрече.

Кажется, если бы Громыко сказали, что ему звонят из потустороннего мира, он бы удивился меньше. Да, он знал, что Керенский жив, что он действительно живет где-то в США и даже женат на какой-то богатой вдове. Но сейчас, когда началась страшная война с жестоким, сильным врагом, уже подмявшим под себя половину Европы, дела давно минувших дней стали не просто неактуальными – они были лишними. Из Москвы поступали сообщения одно тревожнее другого, все силы нужно было направить только на то, чтобы помочь стране, организовать хоть какую-то международную поддержку.

Что в такое время могло понадобиться Керенскому? Зачем он хочет встретиться? Чтобы позлорадствовать? Вряд ли. Его никто не будет слушать. Чтобы помочь? Чем он, политический банкрот, может помочь стране в эти дни смертельной опасности? Нет, в любом случае выходило, что встречаться с Керенским незачем. Об этом Громыко и заявил Беркли. Тот не настаивал. Громыко сообщил о происшедшем в Москву. Его отказ о встрече с бывшим Верховным правителем России там приняли как должное. Не до Керенского было Москве в те дни.

Из политических «мастодонтов» минувших времен пришлось Громыко встретиться в США еще с одним из их представителей – со знаменитым меньшевиком Даном. Правда, Дан в советское посольство не звонил, о встрече не договаривался. Она произошла случайно, когда Громыко с сотрудником посольства В. Базыкиным решили однажды посетить один из популярных русских ресторанчиков на 41-й стрит и, если повезет, пообщаться с кем-либо из русской эмиграции, узнать их настроения. Назывался ресторан «Тройка». В этом-то ресторане и подошел к ним пожилой мужчина с изборожденным морщинами лицом, вежливо представившись:

– Я российский эмигрант Федор Дан. Известен в вашей стране как меньшевистский лидер. Могу ли я проверить в беседе с вами свои представления о Советской России?

– А знаете ли вы, с кем говорите? – поинтересовался Громыко.

– Да, – ответил Дан. – Вы советский посол Громыко.

И начал излагать свои взгляды. На вопросы политической стратегии и тактики во время революции, Гражданской войны, на вопросы структуры власти, которая, по его мнению, наилучшим образом была выражена в идее Учредительного собрания. Словом, своим взглядам типичного меньшевика Дан не изменил. Правда, сейчас, во время бушевавшей на полях России Великой Отечественной, он выступал как патриот России, убежденный, что победа СССР над фашистской Германий в союзе с США и Великобританией предопределена, поскольку «не могут три таких гиганта склонить голову перед Германией, независимо от того, Гитлер там или не Гитлер».

– Мы вас выслушали, – сказал в ответ Громыко, – но не хотим вставать на путь политической дискуссии с вами. Судя по всему, вы продолжаете верить во многое из того, во имя чего в свое время боролись с Лениным и внутри страны, и за рубежом.

– Я ценю терпение, с которым вы меня выслушали, – заметил Дан. – Мы знаем, что Россия пойдет той дорогой, на которую она вступила – дорогой социализма.

На том они и расстались. А через два года после войны Громыко прочитал в «Нью-Йорк Таймс» некролог на смерть Дана. В нем, в частности, было сказано, что незадолго до смерти Дан выпустил книгу «Происхождение большевизма». В ней, как потом увидел Громыко, он признал, что большевизм является законным наследником русской социал-демократии, а Советский Союз – «главным щитом, который защищает мир от фашизма». Хорошее признание.

Были встречи и с другими интересными представителями русской эмиграции – известным дирижером Сергеем Кусевицким, близким другом Есенина и Маяковского Давидом Бурлюком, крупным ученым-биологом С. А. Вороновым, академиком Ипатьевым, бывшим заместителем военного министра Временного правительства В. А. Яхонтовым, философом Питиримом Сорокиным… Однако самым запомнившимся стало знакомство с великим русским композитором Рахманиновым, хотя встречался с ним Громыко всего один раз. Во время войны Сергей Рахманинов подал заявление в советское консульство в Нью-Йорке с просьбой о возвращении на Родину. Громыко как раз был в Нью-Йорке, когда Рахманинов зашел в консульство, чтобы обговорить все детали оформления документов и переезда в СССР.

– Я рад, что вы приняли такое решение, – сказал тогда Громыко, здороваясь с ним. – Мы гордимся вами и ценим ваше творчество, поэтому, я думаю, весь народ будет рад вашему возвращению.

– Постарайтесь, пожалуйста, ускорить оформление, – попросил Рахманинов.

Громыко не мог не обратить внимания на его нездоровый вид – бледное лицо, болезненную худобу. Спрашивать о здоровье он не решился, все было ясно и без расспросов.