обывательской логике, объяснявшей уход Кончаловского на Запад тщеславием и тягой к
плейбойской жизни».
Следует уточнить, что ко времени, когда Плахов окончил ВГИК (1978), уже вышел
«Романс о влюбленных», поставивший крест на репутации Кончаловского в среде либералов,
поэтому «интеллектуальным» режиссера, якобы решившегося на компромисс с властью, вряд ли
могли считать. Суровое отрицание усугубилось после «Сибириады». Действовала не столько
обывательская, сколько логика «партийной» принципиальности советских интеллигентов.
В 1984 году «Возлюбленные Марии» разочаровали критика «по всем статьям». На его
взгляд, фильм никак не соответствовал духу рассказа Платонова «Река Погудань». История
«была выстроена по канонам классической, апробированной Голливудом мелодрамы — с
контуром любовного треугольника, с легким фрейдистским изломом прямых и сильных
страстей, с умелой дозировкой сентиментальности и роковых велений плоти».
Особенно шокировала Плахова сцена, где герою фильма сербу Ивану Бибичу «на грудь
пробирается крыса, ползет, залезает прямо в рот». «Собрав остатки сил, человек хватает
мерзкое животное, разбивает его об пол, делает из него кровавое месиво…» Критик не
соглашается сопрягать эту, очень выразительно описанную им сцену с аналогичным эпизодом у
Платонова. «Разительное несоответствие между «наивной» натурфилософией Платонова и
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
152
натуралистическими шоковыми эффектами современного кино, — пишет он, — налицо».
Позднее Плахов «точнее ощутил предложенные режиссером правила игры». Он увидел,
как в картине «смешиваются органика и экзотика: славянский и американский элементы». В
нелицеприятной, но ожидаемой критике киноведа особенно существенным кажется наблюдение
над смешением «языков» в кинематографе Кончаловского, на которое Плахов обратил внимание
только после вторичного просмотра. Он так и не смог вынести решающее определение
«продукту» (то ли то, то ли это), отметив лишь единство его «иммиграционной» атмосферы.
Самой большой удачей своей голливудской практики Кончаловский считает
«Поезд-беглец», поставленный по сценарному замыслу Акиры Куросавы. О том, что Куросава
ищет американского режиссера, который мог бы заняться его сценарием, Андрею сообщил, со
слов Френсиса Копполы, Том Ладди. Известно, с каким почтением и любовью относился
Андрей к великому японцу, занимавшему место одного из авторитетнейших учителей в его
становлении как кинематографиста. Можно представить волнение русского режиссера,
собиравшегося на встречу с Куросавой. «Куросава — мой любимейший режиссер. Когда что-то
не получается, не ясно, как снимать, смотрю Куросаву. Достаточно двух-трех его картин, чтобы
пришло понимание, как решать эту сцену, этот образ. Шекспир, шекспировский художник — по
силе. По ясности, по мужеству взгляда на мир».
Куросава согласился с тем, что фильм должен снимать Кончаловский. Но после окончания
работы отказался от встречи с ним, полагая, как считает Андрей, что постановщик переписал
сценарий и как бы пошел на соглашение с «империалистической идеологией» США.
Съемки фильма проходили трудно. Снимать приходилось в апреле на Аляске. Один из
пилотов разбился вместе с вертолетом. Но работа радовала Кончаловского: снимал то, что
хотел, и с кем хотел. На этом фильме, кстати говоря, режиссер познакомился с Эдвардом
Банкером (1933—2005), писателем, отсидевшим в свое время восемнадцать лет в тюрьме, где он
и начал писать свою первую книгу. Кроме того, что Банкер участвовал в написании «настоящих
тюремных диалогов» для фильма, он сыграл в «Поезде», а затем — в «Танго и Кэш». Он привел
на фильм и Дэнни Трехо, хорошо известного нашему зрителю по фильмам хотя бы Р. Родригеса.
Дэнни в молодости сам грабил банки, а находясь в тюрьме, стал чемпионом по боксу
среди заключенных Калифорнии. Вначале ему предложили сыграть зэка в «Поезде-беглеце»,
затем тренировать Эрика Робертса, который по роли должен был боксировать на тюремном
ринге. А уж затем посулили 320 долларов в день, чтобы он сразился с персонажем Робертса. «В
общем, — рассказывает актер, — когда Кончаловский впервые крикнул «Мотор!», я
почувствовал тот же прилив адреналина, что и в молодости, когда грабил банки. Только оружия
для этого не нужно, и в тюрьму за съемки не попадешь! А когда мне впервые еще и деньги за
это заплатили — я вообще выматерился: «Твою мать, раньше меня сажали в тюрьму за то, что я
плохой парень. А сейчас отваливают кучу денег за то же самое!»
После «Поезда-беглеца», говорит режиссер, началось его восхождение. Фильм выдвинули
на премию «Оскар» по трем номинациям: Йону Войту — за лучшую мужскую роль, Эрику