Андрей Кончаловский. Никто не знает...

Робертсу — за лучшую мужскую роль второго плана, Генри Ричардсону — за лучший монтаж.

Однако премию не получили. Все по причине, полагал

Андрей, отношения американской общественности к компании «Кэннон». Не смогла

кинокомпания Голана-Глобуса обеспечить фильму и достойный коммерческий прокат.

«Поезд-беглец» в американском прокате «был убит, — считает режиссер, — как и все, что я для

них снял».

По выходе картины у нас ее многие восприняли как типично американский фильм.

Плахов, например, в уже процитированной статье «Метаморфозы Кончаловского» обнаружил

несоответствие между «почтенным» именем Акиры Куросавы и «вполне добротным триллером,

разыгранным на пустынных пространствах Аляски… Вольно видеть здесь метафору заблудшей

цивилизации, но Кончаловский ни на миг не забывает об эффектах и специфике триллера, о его

брутальной ауре… И все-таки вместе с инеем на стенках холодильной камеры оседают совсем

не американские, а чисто русские комплексы. Комплексы несвободы, страха, ущемленного

достоинства».

Характерно, что критик вновь отмечает стилевую разноязычность Кончаловского: с одной

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

153

стороны, стремление режиссера держаться в русле жестких жанровых требований Голливуда, а

с другой — собственно отечественную маргинальную атмосферу. Однако на вопрос, что же, в

конце концов, формирует художественное целое кинематографа Кончаловского, критик не дает

ответа.

Внешне по заключении контракта с «Кэнноном» материальное положение режиссера

укреплялось. В значительной мере помогала реклама, которой определенное время успешно

занимался Кончаловский. Он купил квартиру в Париже, дом в Лос-Анджелесе. Но в

произведениях его жила и не исчезала неистребимая печальная, может быть ностальгическая,

нота. А может быть, он понял, как говорил его Вечный дед из «Сибириады»: от себя не

убежишь, и дальше Сибири не сошлют…

Следующий фильм Кончаловского лежал в совершенно, кажется, иной плоскости — и по

атмосфере, и по жанру, — чем предыдущие два. «Дуэт для солиста». Пьеса Тома Кемпински, с

креном в психоаналитическую проблематику, имела успех на театральной сцене, что и

привлекло внимание Голана. Однако Кончаловский, погружаясь в материал вещи, нащупал

иную логику и стал лепить свой мир. Режиссер расширил пространство жизни

героини-скрипачки, наполнил его людьми. По его словам, вещь приобретала

«чеховско-бергмановские черты», противоположный пьесе настрой. Фильм говорил о бессилии

психоанализа перед живой жизнью, в смыслы которой перед смертью и пытается проникнуть

героиня.

В фильме, кроме Джули Эндрюс, снялись прекрасные, даже выдающиеся актеры вроде

Макса фон Сюдов, Алана Артура Бейтса. Сыграли здесь и будущие звезды — Руперт Эверетт и

Лиам Нисон. Будучи сам музыкантом, Кончаловский требовал предельной достоверности во

всем, что касалось этой области. Так, Эндрюс, чтобы сниматься в картине, училась играть на

скрипке. «Но в игре на скрипке движения очень сложны: поэтому на крупных планах мы

сажали актрису на стул, рядом с ней снизу садилась профессиональная скрипачка с хорошей

рукой: Эндрюс правой рукой водила смычком, а левой — играла скрипачка… планы эти

снимать было очень сложно, но они дали фильму подлинность».

В американском прокате картина, чего, собственно, и следовало ожидать, провалилась. И

она оказалась излишне русской, излишне «чеховской». Может быть, поэтому в нашем Отечестве

те немногие, кто ее видел, считали ее удачей, пусть скромной.

Режиссер не был удовлетворен. По внешним признакам, он проигрывал Голливуду,

который демонстрировал своему неофигу, что завоевывать этого монстра нужно всякий раз

заново. Набор определенной высоты с «Поездом-беглецом» еще не обеспечивал твердой

карьеры…

«Возвышающий обман, иллюзия — то, что ты добился успеха и отныне уже навсегда

ТАМ!.. После «Поезда-беглеца» все дороги были для меня открыты. Я мог бы делать все, что

хочу. Первой моей глупостью был эксклюзивный контракт с «Кэнноном». Голан и Глобус

почувствовали во мне многообещающего режиссера, способного на большую карьеру в

Голливуде. Я не мог понять, почему карьера не складывается. Не складывалась, потому что я

делал авторские картины и потому что «Кэннон» не умел их прокатывать…»

Любопытная вещь! На первый взгляд, он твердо нацелен на самоутверждение в системе

Голливуда. Очень переживает, что ему не удается это сделать вполне, — главным образом,

кажется, по недомыслию «Кэннона». И вместе с тем упорно возвращается в рамки собственной

темы и собственного кино, вопреки требованиям системы, в которой оказался по собственному

же волеизъявлению.