Андрей Кончаловский. Никто не знает...

книг, то «Курочку Рябу» (1994) и «Одиссею» (1997) снимал «на автопилоте». Все уже

заготовлено внутри и открывается, начинает работать автоматически.

В картине снималось много звезд: Арман Ассанте, Изабелла Росселлини, Грета Скакки,

Ирен Папас, Эрик Робертс, Джеральдин Чаплин, Кристофер Ли. Особые отношения у

режиссера сложились с исполнителем главной роли — Арманом Ассанте, который подписал

контракт только на том условии, что фильм будет снимать именно Кончаловский.

«Он знал почти все мои работы. Увидел впервые в середине 70-х «Дядю Ваню» в

Нью-Йорке и с тех пор смотрел все. Он вообще очень интеллигентный человек. Если б не он, я

не смог бы добиться того сценария, который хотел снимать. Мне бы выломали руки, и я, скорее

всего, ушел бы с картины, как это позднее случилось на проекте «Клеопатры». Там у меня не

было актера-звезды, столь же во мне уверенного. Притом что наши отношения с Ассанте

бывали и очень напряженными, мы остались лучшими друзьями».

«Одиссея» — первый опыт работы Кончаловского на телевидении. Он оказался удачным

— «Эми» за лучшую режиссуру 1997 года. Это был самый дорогой проект в истории

телевидения. Американская премьера на NBC получила самые благожелательные отклики.

Европейская состоялась на Московском МКФ и была названа самым громким событием

кинофестиваля.

На телевидение Кончаловский вернется в начале 2000-х годов и снимет вместе с

американцами фильм «Лев зимой» (2003) по пьесе Джеймса Голдмена. Впечатляюще яркая

Гленн Клоуз, сыгравшая в картине супругу Генриха II Элинор Аквитанскую, получит приз

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

173

«Золотой глобус-2004» в номинации «Лучшая женская роль в телесериале».

Ремейк знаменитой ленты 1968 года Кончаловский, по его словам, сделал, что называется,

«по найму».

Роберт Холми, возглавлявший команду исполнительных продюсеров, после «Одиссеи» с

режиссером работать не хотел. Считал, что тот плохо управляем, неудобен. Надавил на Холми

исполнитель главной мужской роли в фильме Патрик Стюарт. «Он считается в Англии одним из

серьезнейших шекспировских актеров и думал, что будет великолепен в роли короля Генриха».

Правда, по меркам режиссера, «Стюарт оказался актером ограниченным — ни страсти, ни

юмора, ни обаяния. Зато самовлюблен, самоуверен, упрям…»

Бродвейская пьеса Джеймса Голдмена казалась Кончаловскому неглубокой. Он поставил

перед собой задачу «решительно увести эту историю с Бродвея в XII век. Так, чтобы

происходящее на экране имело «вкус и запах» канувшего времени, чтобы герои были такими,

как люди этой эпохи, — неуемные, края не знающие, хорошо приспособленные к тогдашнему

диковатому миру. Голые на морозе. Как викинги. Животные. Прекрасные!»

Кончаловский признается, что его «страшно возбуждает» «живописание эпохи, вкус и

запах иного мира», который режиссер ощущает, готовясь к картине. «Если искать в моих

картинах что-то общее, то это страсть к живописанию эпохи в ее плоти и подробностях — будь

это сталинское время в «Ближнем круге» или мир Одиссея». В этой своей страсти

Кончаловский видит наследственную черту. Его прадед Василий Суриков «очень серьезно

занимался изучением исторических корней и реалий, когда писал свои полотна. Собирал

предметы, оружие, читал. Писал массу набросков: ткань, халат, головной убор. Очень

обстоятельно занимался бытом, в который погружал своих героев. Его картины — «Боярыня

Морозова» или «Утро стрелецкой казни» — как многосерийные фильмы. Я думаю, он был бы

очень интересным режиссером».

Кончаловский старался преодолеть комплекс узкосемейной драмы, к которой тяготеет

оригинал Голдмена. «До конца историю перессорившейся семьи преодолеть не удалось, но я

старался».

Старания не пропали даром: материальность времени, его «вкус и запах» в фильме хорошо

ощущаются. Особенно тогда, например, когда Генрих II поднимается утром с супружеского

ложа и перед умыванием взламывает корку льда в тазу с водой. Или тогда, когда, собираясь

покинуть замок, король на ходу хватает только что испеченный хлеб и ломает его, а на морозе

видно, как вкусно поднимается пар из надломленной булки. Примеры такого рода можно

множить. Но главное в этом фильме, может быть, то, что здесь есть своеобразная проба на

создание атмосферы шекспировского мира, что вскоре и понадобится режиссеру в спектакле по

«Королю Лиру». Проба в том, что все конфликты королевской семьи в фильме Кончаловского

вырастают из стихийной, языческой неуемности цивилизационно только еще формирующихся,

а по сути, диких характеров. Здесь все страсти открыты, все они — на стыках. Эти люди и друг