Андрей Кончаловский. Никто не знает...

История знакомства с Вивиан, изложенная самим Кончаловским, вкратце такова. Николай

Двигубский повел друга в гости к некоему банкиру, с супругой которого художник затеял роман.

Банкир жил в «Национале». У его детей была няня — девушка с огромными зелеными глазами,

похожая на актрису Ирину Купченко. Она училась в Париже в Институте восточных языков. И

была, как Маша Мериль, русских корней. Чтобы поразить француженку, Андрей даже свозил ее

в ту деревню, где еще не так давно проходили съемки «Аси-хромоножки» и с жителями которой

у него сложилось что-то вроде приятельских отношений. За поездкой, как тогда было принято,

внимательно следили органы ГБ. И это придавало романтическому путешествию особо острый

привкус. В конце концов все разрешилось женитьбой, и Европа становилась реальностью.

Желание покинуть страну вполне созрело в Кончаловском как раз к моменту работы над

«Гнездом». Вероятно, сыграли роль и мытарства, связанные с запретом «Аси». В своих

мемуарах он восклицает: «Как хотелось не зависеть ни от какого Ильичева и всего его

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

103

ведомства! Стать свободным! Неподвластным никакой власти! В 60-70-х это желание

становилось буквально непереносимым. Идешь по коридору — я это на себе испытывал— с

мягкими ковровыми дорожками, минуешь одну охрану, вторую, третью, читаешь надписи на

дверях и чувствуешь себя все меньше и меньше. Меньше просто физически, в размере! Может

быть, есть счастливые люди, подобного чувства не испытавшие, — я к их числу не

принадлежу…»

Было страстное желание от всего этого избавиться. «Уехать. Выйти из системы.

Избавиться от советского паспорта. Жить с ним стыдно. Советский паспорт — паспорт раба.

Идешь по парижской улице, видишь клошара, спящего под мостом на газете, думаешь: «Он

счастливее меня — у него не советский паспорт».

Решение взять в жены Вивиан родные встретили переполохом. А он был счастлив: «Я

женился на Франции!..» Его, конечно, вызвали в КГБ, выразили сомнение: «Может быть, она

экономическая шпионка?..» Кончаловский обещал, в случае чего, дать знать…

«Я медленно переползал в иной статус — экзотический статус советского гражданина,

женатого на иностранке. Для властей я становился иностранцем. Я чувствовал себя человеком

из Парижа. ОВИР стал самым родным местом, я перетаскал туда кучу подарков: там давали

частную визу».

Андрей с жадностью поглощал парижские впечатления, всякий раз отмечая про себя

отличие этой жизни от отечественной. Подробности быта натуральных французов западают в

душу. Он внимательно наблюдает жизнь южной провинции Франции. Его, как всегда, умиляют

картины крепко устоявшегося и отстоявшегося быта, из каждого уголка которого смотрит

традиция. Особенно впечатляет, сравнительно с отечественными примерами, налаженность

повседневности, спокойное, веками упроченное существование.

Почему предметно-вещная сторона зарубежной жизни производит на советского человека

такое оглушительное впечатление? — спрашивал себя советский режиссер. И отвечал:

отечественная бедность. Бедность, которая проникала в быт даже обеспеченных семей. Унылая

скудость существования, въевшаяся в подсознание «родившихся в СССР». Причем бедность,

идеологически утверждавшаяся государством как нравственное достояние советского человека,

как классовое противостояние «незаслуженной» материальной обеспеченности буржуа,

проживающего за «железным занавесом». Советский человек был героически призван

совершать подвиг примирения с бытовом убожеством до наступления благоденствия при

коммунизме.

Жизнь с Вивиан не была гладкой. Женщина с характером, ревнивая, она чувствовала,

вероятно, что играет роль, ей непонятную, отношения к буржуазной семейной жизни почти не

имеющую. Вивиан была воспитана иной системой отношений и «разнузданные выходки»

своего супруга воспринимала по-другому, чем прежние его спутницы, по-другому мыслила себе

обязанности и права мужчины.

В бытовом смысле в Москве они устраивались не очень уютно. Тем более — по

французским стандартам. Снимали квартиру у друзей. Переехали в другую. Так что,

забеременев, Вивиан должна была отправиться рожать в Париж. Там и появился на свет второй

ребенок Андрея — дочь Александра. Крестили девочку в парижской квартире жены. «Была

зима, купель с водой я спустил вниз, пошел по рю Вашингтон направо и у церкви вылил ее на

зеленый газон. До сих пор помню эту медную купель, этот газон, вид на Сену», — вспоминает

Андрей в книге «Возвышающий обман».

С новой своей романтической привязанностью, актрисой Еленой Кореневой, Андрей

встретится в начале 1970-х годов, уже будучи женатым на Вивиан. Совсем еще юная Елена